Вейская империя (Том 1-5) - Страница 139

139

«Да он надеется меня переубедить», — вдруг понял Ванвейлен смысл разговора.

— К тому же, — продолжал Арфарра, — и при демократии в городе, существует как бы два государства, бедных и богатых, и интересы их противоположны.

И только там, где властвует государь и закон, нет ни нищих, склонных к бунтам, ни богачей, склонных к своеволию.

Закон может быть нарушен, но нет такого закона, в котором написано, что народ должен быть угнетен, чиновники — продажны, государи несправедливы, и люди — алчны. А когда государство рассыпается, должности, правосудие и имущество становятся частной собственностью, и тот, кто владеет людьми и правосудием, становится сеньором, а тот, кто владеет землей и деньгами, становится богачом. И то, что в избытке у одного, будь то свобода или деньги, увы, всегда отнято у другого.

— О боже мой, — сказал Ванвейлен. — А что же отнимает тот, кто, имея избыток денег, ставит на эти деньги новый цех и производит ткани, которые бы иначе не были произведены?

— Он отнимает добродетель у общества, — ответил Арфарра. — Цехи производят количество тканей, предусмотренное законом. А то, что производит этот частный предприниматель — он производит сверх необходимого, для разврата и роскоши.

— Но ведь в империи есть частные предприниматели, — сказал Ванвейлен.

— В империи, — сказал Арфарра, — есть и убийцы, и воры, и больные… Если вы возьмете статистические данные, то вы узнаете, сколько в таком-то году в такой-то провинции умерло людей от чахотки… Это, однако, не означает, что чахотка — нормальное состояние человеческого организма…

— Но ведь государственный цех неэффективен! — сказал Ванвейлен. Государство не заинтересовано в прибыли!

— Разумеется, — ответил Арфарра. — Государство заинтересовано в человеке, а не в прибыли. Люди в государственных цехах работают восемь часов, и чиновникам нет нужды увеличивать этот срок. А в черных цехах, Арфарра выпрямился, — в черных цехах при конце прошлой династии работали по восемнадцать часов в сутки, а получали меньше, чем в цехах государственных. Богачи брали на откуп целые провинции и растирали людей, как в молотилке, землевладельцы получали право творить суд и творили расправы, а люди, нанятые, чтобы защищать справедливость, соперничали в корыстолюбии и лжи. И это не могло кончиться ничем другим, как бунтами и вторжениями.

— Так, — сказал Ванвейлен, поднимаясь. — Вас вышвырнули из той страны, так тряпку, собрали тряпкой грязь и вышвырнули, а вы…

И прибавил слова, которые всем семерым потом вышли боком:

— В моей стране, во всяком случае, у богатых и бедных есть общие интересы…

Ванвейлен, вскочив, опрокинул столик: костяные фигурки полетели на пол вместе с бумагами, и туда же — песочные часы-перевертыш. Какого черта Арфарра всегда держит при себе это старье? Ах, да, почтенье к традициям, и удобно для «ста полей». Ванвейлен наклонился было собрать бумаги.

— Советник Ванвейлен! — произнес Арфарра, улыбаясь своими яшмовыми глазами, — я, конечно, не могу допустить, чтобы вы в таком разгоряченном состоянии принимали участие в завтрашних событиях…

Ванвейлен обернулся, но поздно: два человека схватили его под одну руку, два — под другую. Черт побери! Эти широкие плащи действительно мешали дотянуться до оружия… Ванвейлен забился, как рыбка. Тут же сзади накинули тряпку с каким-то зельем, защипало в глазах, Ванвейлен потерял сознание.

Он очнулся довольно скоро, как ему показалось, и в странном месте. Каменный мешок, сверху два тощих луча света. В полу были кольца, к кольцам этим его, связанного, привязали второй раз. Странность была в том, что кто-то заботливо подоткнул под связанного человека толстый парчовый покров, а соломы не подложили, и было холодно. Ванвейлен поразмыслил и понял, зачем нужен покров: чтоб на одежде королевского советника не осталось этой мерзкой погребной слизи, селитряной какой-то.

Ванвейлен все-таки Арфарру знал. Относительно своей участи у него сомнений не было. Завтра королевского советника Ванвейлена, ближайшего друга советника Арфарры, найдут мертвым, и улики будут указывать на того, кто Арфарре мешает.

Обвинитель Ойвен, у которого рот паутиной не затянет, прочтет над его телом надгробную речь, плавно перерастающую в руководство к погрому, если, конечно, это не на Ойвена будут указывать улики.

«Именно поэтому, — подумал Ванвейлен, — я еще жив. Советник хочет дождаться завтрашнего дня, посмотреть, как сложатся события, кто ему мешает больше всех…»

Так Ванвейлен думал сначала, а потом стал размышлять и дальше. Почему это, например, советник Арфарра поручал ему такие вещи, о которых не знал толком даже послушник Неревен, вещи вроде обустройства пещерки в старом русле; и сама его мгновенная карьера и внезапная популярность не были ли созданы Арфаррой с заранее имевшейся в виду целью? По крайней мере — одной из возможных целей? Без роду, без племени — идеальная искупительная жертва. Не одними же чудесами пробавляться…

Ванвейлен усмехнулся. Он давно понял, что в стране этой имущий мог сохранить имущество, только обладая властью, но забыл, что судьба имущего и власть имущего были равно превратны. Власть была здесь главной собственностью, и, как всякая собственность, отбиралась в одночасье.

И товарищи уехали, и передатчика Ванвейлен давно не носил. Был кинжал на поясе, в трехгранных ножнах, и в кинжале — лазер. Но связали его так, что не пошевелиться.

139