Советник сгинул, но морок, напущенный им, многое испортил.
Многие сеньоры, в самом деле, сняли подписи под прошением. После полудня, однако, явилась депутация горожан. Они, видите ли, посовещались и заявили, что война будет разорительна для них, потому что всякая война начинается с налогов. Король даже изумился, потому что в его представлении всякая война велась ради выгоды.
Горожане поэтому соглашались с Кукушонком касательно выборного совета, и король сразу понял, что никаких военных налогов этот совет не утвердит. Никогда бы города не решились быть такими смелыми, если б не меч Кукушонка!
Правда, сам-то Кукушонок, долго, говорят, не сможет держать меча в руках.
После этого явились люди из города Дитты, где графа недавно утопили в бочке с вином, и сказали, что решили в случае войны быть на стороне империи.
Более же всех поразила короля сестра.
Король велел ей отослать обратно свадебные подарки экзарха и портрет. Девушка пришла к нему в слезах и сказала:
— Ты отказываешь экзарху. Он, однако, будет воевать за просватанную невесту, и еще не было такой песни, чтоб война несправедливо отвергнутого жениха не была удачной.
Король изумился: и тут колдовство Арфарры! Подумал и сказал:
— А знаешь ли ты, что Марбод Кукушонок затеял все вчерашнее дело, чтобы стать вторым человеком после меня в королевстве, и получить твою руку, а может, и трон. Стало быть, это тоже война жениха…
Айлиль заплакала и сказала:
— Может, так оно и было вначале, а теперь он женился на горожанке, и в городе поют непристойные песенки о браке Неба и Земли, чтоб отвести беду от этой свадьбы.
И только после всего явился Даттам, хитрый и осторожный, и заявил, что храм — ленник империи, а не короля. А треть земель королевства, и, естественно, столько же рыцарей — у храма.
Блеснул золотыми глазами:
— Вам не победить империи… Вы, я знаю, внимательно расспрашивали о чудесах в Голубых Горах три недели назад. То же будет и с вашими воинами в стране Великого Света.
Король рассердился, что его войска сравнивают с нищими бунтовщиками, и сказал:
— Это несправедливо! Люди империи мягки и изнежены!
Даттам засмеялся:
— Лучше на несправедливых условиях прийти к согласию, чем погибнуть.
Король хотел разорить покои советника и явился туда сам. Заплакал и не велел ничего трогать. Зашел вечером в розовый кабинет: покой и порядок, только укоризненно глядели глаза зверей и переплеты книг. На низком столике стояли фигурки купцов и мышей. Мыши были яшмовые, мертвые, никуда не бегали. Порядок фигурок был противоположный принятому, и у Золотого Дерева треснул сучок. Круглый хрустальный шар не отражал ни прошлого, ни будущего. Король велел всем уйти, глядел в шар, глядел — но заклинаний не знал.
Вдруг шар стал мутнеть, зазвенел. Король обернулся: за ним, у стены стоял Арфарра-советник. Король сначала решил, что это дух-двойник, потом разглядел тень на полу и сказал:
— Как вы осмелились сюда явиться!
Советник глядел на короля своими золотыми глазами:
— Вы сами выбрали свою судьбу. Вы не захотели процветания своего народа. Есть, однако, множество причин, по которым вам не суждено стать государем Великого Света.
— Вроде недавних чудес в Голубых Горах? — горько спросил король.
Арфарра-советник помолчал и ответил:
— Главная причина та, что вы худший государь, чем экзарх Харсома.
Советник снова помолчал и продолжал:
— Первые короли из рода Ятунов правили Варнарайном как вассалы государя. Собственно, король — была такая же должность, как граф или викарий. Но пользовались они много большей властью, неужели даже вы. Рыцари повиновались господину, а горожане — представителю империи. Вы проиграли войну, не начав ее. Пусть это будет справедливая война, — вы можете сохранить свое королевство, признав себя вассалом экзарха Варнарайна, и женитьба вашей сестры будет порукой этого союза.
Король сощурился и сказал:
— Никогда!
— У вас есть выбор. Или ваша власть будет крепче прежней, но вы признаете себя ленником империи. Или вы сохраните титул, а править будет выборный совет от городов и местечек, как хочется калеке с обожженными руками…
Король сказал:
— А если я предпочту последнее?
— Тогда, — ответил Арфарра, — небо покарает и этот замок, и этот город, как оно покарало бунтовщиков в Голубых Горах, и все, что я строил в течение года, я заставляю исчезнуть в один миг.
— А если первое? — спросил король. — Куда вы денете Марбода Кукушонка? Убьете?
— Ни в коем случае, — ответил Арфарра. — Мертвый герой — это еще хуже, чем мертвый колдун.
Наутро, когда народ вновь собрался у Белой Горы, король покаялся, признал себя вассалом государя Великого Света и принял королевство в лен обратно. Заросла трещина, разделившая мир и прошедшая через сердце Золотого Государя.
Об Арфарре-советнике, однако, не было на клятвах и жертвоприношениях ни слуху ни духу, и друга его, Клайда Ванвейлена, тоже не было.
На столе перед Неревеном лежали бумаги, писанные Клайдом Ванвейленом, и послушник, склонив голову, делал еще одну, таким же почерком. Неревен кончил, Арфарра взял бумагу, посыпал песочком, оттиснул личную печать Ванвейлена, и отдал вместе с нефритовым кольцом начальнику тайной стражи Хаммару Кобчику. Тот взял письмо и спросил:
— А если он не придет?
Арфарра-советник усмехнулся и ответил: