— Да вот смотри, — сообразил вдруг писец, — ведь куртка твоя — это варварская шерсть! Гуляла эта овца за Голубыми горами, а красили ее в Осуе. Где ты ее взял?
— Нехорошо лежала, — сказал Шаваш.
— Словом, — возвратился писец к рассказу, — хотя у них и очень хорошая монета, кредитных билетов и векселей у них в двадцать раз больше, чем монеты. Так что главное их имущество — это доверие к банку, потому что стоит только предъявить все эти билеты к оплате, и банк лопнет.
— Гм, — сказал Шаваш, — а что же, там не бывает переворотов и реформ? Вдруг кто-то отменит их билеты?
— Наоборот, — сказал писец, — перевороты там бывают довольно часто, как во всех странах с народным правлением. Ведь там есть и чернь, и банкиры, и знатные дома, происходящие от чиновников империи, и знатные дома, происходящие от варваров, каждый год партия империи изгоняет партию варваров, и наоборот. А то чернь кого-нибудь повесит, или два знатных дома не поделят невесту. И даже когда ничего этого не происходит, все равно каждый год они избирают нового городского главу: а тот, вне зависимости от того, чьей он принадлежит партии, начинает изгонять своих противников. Но на Истинном Банке это никак не сказывается. Во-первых, его никто не трогает. Во-вторых, Банк принял закон, что векселя изгнанников и повешенных все равно принимаются к оплате. А в-третьих, сила торговых людей — давно ушла за пределы города. Ну и что, что кого-то там изгнали? У него конторы при всех варварских дворах. Он едет в одну из контор и ведет оттуда дела через своих представителей, или плюнет на Осую, заберет у короля какой-нибудь город в уплату долга, и начнет там княжить.
— Странно устроен мир, — сказал Шаваш, — когда в империи появляется бумага вместо денег, все тоскуют, а Осуя из-за этого богатеет.
— У них за векселями стоит товар, — сказал писец, а у нас что? Съедят они нас, как вошь человека.
— Почему съедят? — встревожился Шаваш.
— Кровопийцы — вот и съедят. Ты подумай: мы производим, а они сбывают! Продают дорого, покупают дешево. Нашей же кровью платят за наш шелк! А поедет чиновник продавать сам, — так князья его по дороге ограбят, а король кинет в тюрьму, по навету осуйцев: «Он-де шпион империи». Сгноят ткани, или скупят их за гроши, а чиновник по возвращении опять идет в тюрьму: «Продал за гроши, значит, имел взятку!»
— Значит, — спросил Шаваш, — осуйцы получают выгоду, торгуя между империей и варварами?
— Да.
— А у варваров они получают товар, имея привилегии и беспошлинную торговлю?
— Точно так.
— А где же они получают товар в империи?
— Гм, — сказал писец, — это забавный вопрос. Действительно, где же они получают товар в империи?
И скорчил рожу.
— Да, — сказал писец, — я думаю, что это дело сильно тревожит высших сановников. Лет десять назад, при государыне Касие, я слыхал, в Осуе победила партия империи. И они предлагали подчиниться государю на тех же условиях, на каких они подчинились королю, то есть уважать их банк и их самоуправление, а взамен просили права беспошлинной торговли. И дело было уже почти сделано: но чиновники, направленные в Осую для принятия присяги, чем-то раздразнили народ. Чернь взбунтовалась, правителей повесили, изгнанников вернули, а чиновников выгнали из города без штанов.
Шаваш вздохнул.
— А что же случилось с чиновниками, которые упустили такой город?
— А что с ними случится? — возразил стряпчий, — вон, первый среди них был господин Нарай!
Шаваш угощал стряпчего еще некоторое время, пока тот не облокотился головой о столик и не заснул. Шаваш встал и пошел к выходу из харчевни. У выхода хозяин чистил медную корзинку на рыбьем боге.
— А слыхал ли ты, — спросил он у Шаваша, — что сегодня случилось в Десятой Управе? Господин Андарз угрожал мечом тамошнему судье, если тот дотронется до письма его жены! Вот что значит любовь! Неужели такой человек умрет спокойной смертью?
Воротившись в свое дупло, Шаваш вынул Дуню из клетки и насыпал ему семечек, а потом вытащил из щели дуба пакет, доставшийся от мертвеца, и стал изучать содержимое. Сомнений не было, — он держал в руках не документы и не деньги, а банкноты Осуйского Банка, с несколькими подписями на корешке и с квадратной красной печатью.
Билетов было тридцать штук, и на каждом стояла дивная сумма: двадцать тысяч, а на белом корешке каждого билета было написано: «ГОСУДАРСТВО ЕСТЬ ОБЩЕСТВО, УПОТРЕБЛЯЮЩЕЕ ДЕНЬГИ». Невиданные слова!
Шаваш положил пакет обратно в дупло, а Дуню — за пазуху, поцеловал его в мордочку и спросил:
— Как ты думаешь, Дуня, в чем больше скандала: угрожать мечом судье или иметь шестьсот тысяч незаконных денег? Мне кажется, что угрожать мечом судье хуже. Тогда почему господин Андарз так беспокоился об этих деньгах?
На это Дуня ничего не ответил.
Выйдя из дупла, Шаваш перебрался по мосту через реку и оказался в той части города, где он обыкновенно не промышлял. Здесь не было ни притонов, ни шаек: одни дворцы и управы. Высокие каменные стены были украшены резьбой и рисунками, подобными окнам в иной мир, над стенами виднелись верхушки садовых деревьев и репчатые луковки павильонов. Канавы попрятались в трубы под мостовой, и над улицами плыл запах хорошей пищи и диковинных садовых ароматов. Шаваш глядел на эти дома удивленно и жадно, как варвар, отправленный послом в осажденный город, глядит вокруг и удивляется, что такая красота есть на свете, и прикидывает, где лучше ломать стену и тащить добычу. «Если на небе и есть рай, — подумал Шаваш, то наверное, он находится прямехонько над Верхним Городом».