Вейская империя (Том 1-5) - Страница 251

251

Через час Шаваш вынул из второго слева шкафа толстый том, называвшийся: «Книга о надлежащих бумагах». Он раскрыл книгу и погрузился в чтение. Он быстро узнал, что, составив накладную, надо верхнюю половинку бумаги класть в правый ящик, а нижнюю — в левый, и что накладная на сыр имеет вверху знак козьей головки, а накладная на сено, — увенчанный рогами кружок. Он узнал, что недопустимо подавать по начальству бумагу, которая скверно пахнет от долгого лежания, или на которую что-то пролили.

Он узнал, что бумага о вступлении в должность наместника должна быть синяя, как камень лазурит, а подданная жалоба должна иметь красную полосу цвета оскорбленного сердца, доносы же можно писать на любой бумаге, лишь бы в словах сквозило чистосердечие и верность государю.

А потом Шаваш перевернул страницу, касавшуюся официальных указов и нашел то, что искал: на лазоревой бумаге имел право писать только царствующий император, — свои частные письма.

Шаваш захлопнул книгу.

— Ты что здесь делаешь?

Шаваш, обомлев, поднял глаза: в проходе над шкафом стоял Андарз. Щека у императорского наставника была слегка расцарапана, и от него несло дешевым вином, какое пьют в кабаках на пристани.

— Ты что здесь делаешь?

— Читаю, — сказал Шаваш.

Андарз наклонился и подобрал книгу.

— Да? И что же ты тут вычитал?

— Ой, — сказал Шаваш, — я очень многое вычитал. Я вычитал, что накладная на сыр имеет знак козьей головки, а накладная на сено, — кружок с рогами, и что если доклад от долгого лежания приобрел дурной запах, надо поставить рядом с ним на ночь стакан с мятой и росовяником…

— Тьфу, — сказал Андарз, — кто тебя научил читать?

— Столб с указами, — сказал Шаваш. — Когда читают новый указ, я его запоминаю, а когда указ вешают на столб и толпа расходится, я стою у столба и сличаю буквы со звуками.

— Прочти последний указ, — сказал Андарз.

Шаваш прочел последний указ Нарая, в котором написание доноса приравнивалось к совершению воинского подвига. Теперь за донос можно было получить не только деньги, но и право носить оружие, чтобы защищаться от родных того, на кого донесли.

— А я и не знал, что его уже вывесили, — сказал Андарз.

Императорский наставник оглянулся, заметил в углу потертое кресло, и сел. Шаваш подошел к нему поближе.

— Ты будешь поумнее иных моих учеников, — проговорил Андарз.

Глаза его были закрыты. Он напоминал больную птицу, слегка, впрочем, пьяную.

— Какой-то вы грустный, господин, — испуганно сказал Шаваш.

— Да, — сказал Андарз, — грустный. Когда государь меняется к человеку, даже собаки на его псарне начинают лаять по-другому.

— А почему государь переменился к вам? — спросил он.

— А ты не знаешь?

Шаваш заморгал, не зная, что отвечать.

Андарз вдруг сказал:

— У государыни Касии и министра Руша был сын, Минна, мальчик десяти лет. Руш всегда надеялся, что Касия отправит государя Варназда в монастырь и укажет государем этого мальчика, Минну, но Касия умерла раньше, чем Руш добился своего. Когда я и государь арестовывали Руша, Минна прибежал в беседку на крики. Я спросил государя, что делать с Минной, и государь сказал, чтобы я забрал его в свой дом. Я увез Минну сюда: он ничего не ел и плакал. Через неделю он умер. С этой поры государь стал ко мне охладевать.

Шавашу стало не очень-то по себе. Он подумал, что человек, убивший сводного брата государя, не очень-то задумается, если ему надо будет убить Шаваша. Ему показалось, что он попал в очень скверную историю.

— Я, — сказал Шаваш, — ни разу про это не слышал.

— Да, — сказал Андарз, — на рынке рассказывают все больше про то, как я дрался с королем ласов, покойником к тому же. Однако, что же ты делал эти два дня?

— Так, — сказал Шаваш, — охотился за болтливыми языками.

— И что же ты выяснил?

— Например, — сказал Шаваш, — мне рассказали, откуда взялся эконом Дия.

Андарз вздрогнул и спросил:

— Откуда?

— Однажды государь послал вам подарок: золото и серебро, и семь персиков, сорванных лично государевой рукой. Андарз нечаянно выронил один персик за окошко, а под окошком в этот миг пробегала свинья. Свинья сожрала государев подарок и тут же превратилась в человека: это и был эконом Дия.

Императорский наставник заулыбался.

— Я, конечно, не знаю, правда это или нет, — продолжал Шаваш, — а только, если Дия в прошлом был свиньей, то немудрено, что ему хочется в город Осую, где никто не спрашивает о прошлом, а спрашивают только о деньгах.

— Откуда ты знаешь, что ему хочется в Осую?

— Я принес ему корзинку с подарками от Айр-Незима, — сказал Шаваш, и он так обрадовался, словно получил весточку от возлюбленной, и он сказал, что Осуя — это самый прекрасный город на свете, где никому не рубят головы. А в корзинке было двенадцать слив, три персика и пять груш.

— Ну и что, — сказал Андарз.

— Я думаю, что двенадцать слив значит Храм Двенадцати Слив, персики значат день недели, а груши значат час.

Андарз долго молчал.

— Хорошо, — сказал он наконец, — иди и следи за Дией. И если тот действительно встретится с осуйцем в храме Двенадцати Слив, можешь просить у меня все, что хочешь.

Шаваш пошел, но остановился у двери. За окном уже совсем стемнело, посвистывал ветер, и ветки дуба терлись о стену.

— А что за город — Осуя? — спросил Шаваш. — Правда, что там никому не рубят головы?

251