Уже подали сладкую дыню, и орешки, сваренные с маслом и сахаром, когда Андарз спросил, о чем Нан беседовал с господином Нараем.
— О, — сказал Нан, — он поручил мне обработку проекта об украшении города.
— И какие практические меры он предлагает?
Нан усмехнулся.
— Я еще не дочитал до конца. Я застрял на седьмой странице, где господин Нарай делится своими познаниями в зоологии и сообщает, что животное под названием «небесный огонек» имеет черную блестящую шкурку, и, в присутствии императора склоняет свою голову, а в присутствии злого чиновника закрывает глаза лапками и поворачивается к нему спиной. Где-то там в конце было про запрет есть на городских площадях фиги, и заплевывать мостовую косточками.
— А причем здесь животное? — ошеломленно спросил Андарз.
— Вот и я тоже читал и думал, — причем здесь животное, — усмехнулся Нан.
— Черт знает что, — сказал Андарз, — Ивин, вы когда-нибудь слыхали о животном «небесный огонек»?
— Конечно, — сказал секретарь, — с пяти лет и до пятнадцати. У нас в деревне шаман все о нем рассказывал. Я полагаю, что господин Нарай употребляет имя этого животного метафорически: как преамбулу для государственных постановлений.
— Государственные постановления не нуждаются в метафорах. Они нуждаются в здравом смысле, — пробормотал Андарз, страдальчески сморщившись. — Все, господа, прошу меня извинить, — у меня болит голова. Мой дом — ваш дом, располагайте всем.
И с этими словами императорский наставник быстро встал и вышел из зала.
Шаваш, в своем уголке, подумал, что господин Нан, конечно, небрежно высмеял указ Нарая, но ничего не сказал о его содержании. И что когда указ выйдет, господин Андарз не сможет упрекнуть Нана за то, что тот скрыл от него свое участие в указе.
Господин Иммани заторопился переодеться в дворцовую одежду, и Нан сказал, что подождет его в саду.
В глубине сада тек заколдованный источник, уничтожающий все грехи: так, по крайней мере, извещала надпись на источнике. Около источника Нан заметил секретаря Теннака: варвар сидел верхом на желтом камне и лущил дынные семечки. Он уже заплевал всю траву вокруг.
— Почему вы так ненавидите Иммани, — спросил Нан Теннака.
— В этом человеке совести не больше, чем костей в медузе, — ответил Теннак.
Молодой чиновник недоверчиво засмеялся.
— И все?
— Ага.
— Скажите, Теннак, кем был Иммани до того, как он перешел в дом Андарза?
— Секретарем Савара.
— Секретарем Савара или его любовником?
Варвар встал с желтого камня и справился:
— Что вы хотите сказать?
Нан тоже поднялся на ноги:
— Я хочу сказать, мягко произнес Нан, — что вы в конце-концов обнаружили, что убили не того человека. Что наместник Савар мог, конечно, увешать трупами берега реки или бросить пленников в ров и засыпать их землей: но что совет перебить на пире варварских вождей он получил от своего молодого любовника Иммани. И…
Нан не договорил: варвар одной рукой взял чиновника за плечо, а другой крепко и страшно ударил его в лицо. Послышался треск раздираемой ткани: Нан пискнул и сел на землю, а кусок кружевного оплечья из кафтана чиновника остался у Теннака в лапе. Теннак повернулся и пошел прочь. За поворотом дорожки он встретил Иммани.
— Эй, — сказал Теннак, — там сидит этот чиновник, Нан, подберите его.
— А что с ним? — встревожился Иммани.
— Ушибся, — сказал Теннак.
— Обо что?!
— О мой кулак.
Секретарь Иммани нашел Нана вполне живым: молодой чиновник купал лицо в источнике. Он встряхнулся, как утка, вынул из рукава расческу, пригладил волосы, и предложил Иммани свой паланкин. Тот, сгорая от любопытства, согласился.
В паланкине Нан откинулся на подушку и, вынув кружевной платок, время от времени промакивал нос, из которого сочились кровь и сопли. Искоса он поглядывал на Иммани. Иммани сиял от удовольствия, что путешествует с высоким чиновником: секретарь был, как всегда, надушен и одет с тщанием, если не с кокетливостью. Нан представил себе, каким хорошеньким было его капризное, женственное лицо двенадцать лет назад. Интересно, Андарз взял к себе любимца своего брата только потому, что об этом просил умирающий Савар, или и сам положил глаз на Иммани? Впрочем, господин Андарз только что женился и написал для женщины цикл стихотворений. Андарз не такой человек, чтобы молчать о том, что может шокировать публику. Но самое странное — Нану показалось, что он задал Теннаку не тот вопрос об Иммани, и что Теннак расквасил ему губу именно затем, чтобы убедить, что вопрос был именно тот и попал в точку.
— Однако, — сказал Нан, — этот Теннак не так силен, как кажется. Удивительно, что в одиннадцатилетнем возрасте он смог убить такого сильного человека, как Савар. Неужели нельзя доказать, что рана была не смертельной, и что наместник Савар ни за что бы не умер через десять дней, если бы за ним не взялся лично ухаживать его любящий брат, которому после смерти Савара достался титул наместника?
У Иммани похолодели руки.
— Великий Вей, — прошептал он, — где вы это услышали?
— Как, — ошеломился Нан, — но это же ваши слова! Правда, мы были оба пьяны: но я прекрасно помню, как вы сказали, что Андарз никого не пускал к раненному брату, и что вообще эта история пошла Андарзу на пользу. С его пути исчезли два главных соперника: король ласов и наместник Савар!
Иммани пучил глаза. Что он, в пьяном виде, говорил о людях не то, что есть, а то, что ему хотелось, — это он за собой знал. Но неужели он болтал, будто Андарз убил брата?