Вейская империя (Том 1-5) - Страница 293

293

Нан запер за Теннаком дверь и уселся прямо на стол, а Андарз остался стоять посереди комнаты, в красном, до полу, платье, затканном драконами и единорогами. Теннак затрепетал. Огромный варвар не имел ничего против настоящих драконов, но всегда боялся нарисованных с надлежащими заклинаниями; никогда Андарз не расхаживал по кабинетам рабов в придворном платье.

— Из-за чего вы били Иммани? — спросил Нан.

— Так, — сказал Теннак.

Андарз подошел к письменному столу, взялся за ящик и рванул. Ящик, треща и всхлипывая, выпрыгнул из-под стола, бумаги напуганными белыми гусями разлетелись от драконов на платье Андарза. Нан подошел к сундуку, стоящему в углу, и поднял незапертую крышку. В нос ему ударил какой-то кислый запах. Нан поворошил бумаги, сложенные в сундуке.

— Ключ, — сказал Нан, — тут второе дно.

— Прошу вас, не надо! — взмолился варвар.

— Вчера вас видели, переодетым, в управе советника Нарая, — вы лично подавали ему прошение! — заорал Андарз.

Глаза Теннака стали серые от ужаса.

— Умоляю, не открывайте, — прошептал он.

— Ключ!

Теннак мертвой рукой подал хозяину ключ. Андарз наклонился к сундуку, отпер второе дно и стал там шарить. Через мгновение он выпрямился: в руках его звякнул стеклянный, трутом закупоренный кувшин: на донце кувшина подыхала странная мышь с синей шелковой ниткой вокруг горла. Андарз отбил у кувшина горлышко, вытряс мышь и поднял ее за хвостик.

— Нитка из одеяния советника Нарая, — прокомментировал Нан. — Пункт сто восемнадцатый Иршахчанова Уложения: «Тот, кто, задумав путем колдовства извести человека, берет нитку из его одежды, и обвязывает ее вокруг живой твари и морит эту тварь голодом или отравой, в надежде, что человек тоже помрет, за глупость и суеверие, и греховные помыслы, наказывается сорока ударами плетей и пятью годами заключения. Если, однако, жертвой был выбран чиновник выше седьмого ранга, наказанием служит топор и веревка.»

Андарз между тем снял с мыши нитку и положил ее на стол. Приподнял крышку фарфоровой корзинки на столе, достал несколько сладких печений и покрошил перед мышью. Ошалевшая мышь стала есть.

— Все ясно, — сказал Андарз, — вы пробрались в управу советника Нарая, и, вручая ему прошение, выдернули у него из полы нитку. Затем вы назвали эту мышь именем Нарая, посадили в банку и поставили умирать. Вы хоть помните, что колдовство такого рода наказывается смертью через топор и веревку?

— А все-таки беды бы не было, — угрюмо проговорил варвар, — если бы он сдох через эту мышь.

Говоря это, Теннак искоса наблюдал за господином. К его удивлению, Андарз был как будто доволен. Теннак вдруг сообразил, что Андарз подозревал его в не в колдовстве, а в предательстве.

— Думаете, — сказал Нан, — если бы Нарай вас узнал и послал в усадьбу стражников, он обвинил бы вас в покушении на Нарая? Он обвинил бы вас покушении на государя! Он бы сказал, что эта мышь изображает государя, и что вы все делали с ведома и позволения Андарза!

Теннак побледнел.

— Я считал вас храбрее, господин Теннак, — продолжал Нан. — Что это за бабьи штучки с ядами и мышами? Если уж вы решились на такое дело, почему вы не зарезали Нарая с кинжалом и без мышей?

Теннак вздохнул.

— Я бы так и сделал, — промолвил он, — потому что тот, кто убивает ядом и колдовством, будет в следующем рождении тараканом, а тот, кто убивает мечом, удостаивается вполне пристойной участи. Но потом я сообразил, что ничего хорошего из этого не выйдет. После такого убийства трудно ускользнуть незамеченным. Я подумал: «Наверняка меня поймают, и, когда государь узнает, что я слуга Андарза, он решит, что я действовал по приказанию хозяина».

В кабинете воцарилась тишина.

— Так почему, — спросил вдруг Андарз, — ты бросился на Иммани?

Теннак, свесив голову, молчал.

— Ты будешь говорить или нет?

— Он опять надел эту свою красную куртку, — сказал Теннак. — Я ему говорил, чтобы он не надевал красной куртки, а то побью. Вот я его и побил.

Андарз махнул рукой и вышел из кабинета. Узкий дворик был пуст: только посереди его нагая мраморная девица лила из кувшина воду, — и налила вокруг себя круглый пруд. Дворик был обращен на юг, и построен так, чтобы в зимнее время низкое солнце обогревало стены и колоннаду, а летнее высокое солнце, наоборот, оставляло его в тени; и лучи, сверкающие на мокрой зелени верхних карнизов, свидетельствовали о неудержимом наступлении лета.

— Ну, вы еще чего-то хотите, Нан?

— Да. Найти лазоревое письмо.

— Не смейте этого делать, Нан.

— Почему? Потому что вы думаете, что письмо взял Астак?

— Забудьте об этом деле, — сказал Андарз, — и вспомните о своей голове.

— Почему Астак ненавидит вас?

Андарз опустил голову.

— Будьте вы прокляты, Нан, — сказал он. С тех пор, как вы появились в моем доме, на меня сыплются несчастья. С чего вы взяли, что мой сын ненавидит меня?

— Он не ваш сын, — сказал Нан.

— Вздор, — с тоской сказал Андарз. — Он мой сын, он похож на меня!

— Он двигается, как вы, шевелит руками, как вы. Но он не ваш сын. Он сын Идайи.

Андарз широко расставил ладони.

— Да, он сын Идайи. Теперь, Нан, это уже не имеет значения, а тогда имело. Вы молоды, вы не помните мятежа Харсомы…

Нан молчал.

— Идайя был моим самым близким другом. Он был слабый, грустный человек, Нан! Он бы никогда не присоединился к бунтовщикам, если бы не женщина, на которой он женился, — троюродная сестра Харсомы. Выдра! Дрянь! Она мутила войска, она сочиняла его манифесты: в них одни бабьи выдумки! Мужчина бы писал про суды и налоги, а эта баба писала, что у государыни Касии — рыбья чешуя на боках! Это она подбила мужа на мятеж, и Касия имела жестокость послать меня подавить его! Руш имел на меня зуб и надеялся, что я перейду на сторону друга.

293