— Бедные люди эти стражники, — сказал главарь Харрада, — им казна уже третий год не платит, — денег нет.
— А на что ж они живут? — изумился государь.
— А честные люди сложились и платят, — ответил Харрада.
— Вы воры? — спросил государь.
— Друг мой, — наставительно произнес Харрада, — зачем обижать людей кривыми именами? Положим, у кого-то отняли имущество. Если отнял чиновник, это называется конфискацией, а если отнял простой человек, это называется воровством. А какая разница?
Новый знакомый вмешался в разговор:
— Разница в том, что следует за чем. Кража — это когда отбирают чужое. А конфискация — это когда отбирают украденное.
— Друг мой Дох, — захохотал Харрада, — ты пришел к определению справедливого вора, ибо первыми воруют чиновники и стяжатели, а мы, действительно, грабим лишь награбленное.
Часа через три компания покинула харчевню и пошла берегом канала. Уже темнело. Над водою вставал золоторогий месяц, по воде плыли льдинки и рыбьи кости. У далекого островка в дельте реки, впадающей в канал, разгружалась баржа.
— Вот, — поднял руку Харрада, — показывая на баржу, — истинные воры.
— А что там, — спросил государь.
— Загородная усадьба первого министра Ишнайи, — ответил Харрада.
— Это та, где раньше был храм Шакуников? — спросил юноша, назвавшийся Дохом. Глаза его засверкали, как два раскаленных пятака, и он так и вытянул шею, вглядываясь за реку.
— А ты что знаешь об этой усадьбе? — подозрительно уставился на незнакомца Харрада.
— Я слыхал, что главный колдун шакуников, Даттам, время от времени вылазит из своей могилы на этом острове, и уже загрыз несколько глупцов, совавшихся к нему с неуместными вопросами. На могиле колдуна вырос страшный тополь, но как только чиновники приходят рубить запретное дерево, оно оборачивается репейником или терном.
— Глупые выдумки, — живо перебил его один из воров, — колдун действительно бродит на острове по ночам, а что касается тополя над его могилой, — это самое обыкновенное дерево: просто министру из гордости не хочется его рубить, и при каждом земельном обходе он приказывает чиновником, чтобы тополь внесли в ведомость как репей или там сливу.
— Он обманывает государя, — возмутился государь.
А незнакомец усмехнулся и сказал:
— Если бы первый министр обманывал государя только касательного какого-то старого тополя, мне бы не пришлось покупать лопух за три розовых.
С реки дул резкий и наглый ветер, сердце государя ныло от желания посмотреть на дерево тополь: дерева этого он никогда не видел, и оно представлялось ему каким-то дивным чудовищем.
— Если первый министр тебе насолил, — сказал Харрада, — почему бы тебе не отплатить ему той же монетой? Усадьба, судя по спущенным значкам, сегодня пуста: наверняка там найдется хорошая добыча. Или ты боишься?
— Я ничего не боюсь, — сказал незнакомец, — пошли.
Отыскали чужую лодку и поплыли втроем: государь, новый знакомый и главарь Харрада.
Тополь посереди храмовых развалин оказался унылым деревом с округлыми листьями и серебристой корой, изъеденной страшными трещинами рака.
— Господин Даттам!
Государь обернулся: это звал новый знакомый.
— Ты что, с ума сошел, — звать покойника? — зашипел Харрада.
Сразу за развалинами начиналась небольшая рощица, а за ней — стена желтого кирпича. Харрада выбрал одно из строений, примыкавших к ограде, и принялся за дело. Через час он совершенно бесшумно вынул несколько кирпичей, а потом вытащил из рукава матерчатую змею, просунул ее в отверстие и тихо зашипел. «Если там кто-то есть, — объяснил Харрада, — он увидит змею и завопит». Но никто не завопил, и не прошло и двух минут, как государь вслед за Харрадой влез в какой-то темный склад. Вдоль стен были навалены тюки с казенными печатями, и у дальнего конца склада, от потолка до пола, качались две гигантские чаши весов. Государь надорвал один из тюков: там был шелк с рисунком из золотой и серебряной листвы.
У министра была своя фабричка, производившая шелка на шесть миллионов в год, а казенные печати стояли на тюках затем, чтобы провозить эти тюки беспошлинно. И хотя государь об этом не знал, он прекрасно понял, что в частный дом министра тюки с казенной печатью честным образом попасть не могут.
Харрада сказал, что добыча вполне успешная, и что он знает лавку, где ткань возьмут за полцены. Каждый из юношей взял по мешку и потащил к дыре. Государю было необыкновенно хорошо. Он представил себе, как он приносит этот мешок во дворец, и как первый министр растерянно кается перед мешком… «А Харрада… С Харрадой я буду ходить каждый день, и он мне будет показывать, кто из сановников меня обворовывает…»
Государь сбросил тюк на траву и прыгнул следом.
— Вот они, голубчики, — заорал сверху чей-то голос, и в тот же миг на голову государя накинули мешок.
И кто хочет узнать, что случилось дальше, — пусть читает следующую главу.
В это самое время господин Нан в синем кафтане без знаков различия шел по улице Синих Теней. Три часа назад ему сказали: «Государь уехал в бирюзовую рощу. Государь не хочет вас видеть». «Ничего не понимаю», подумал Нан, «почему меня не арестовали? Государю сказали обо мне какую-то гадость, вероятно, подлинную, вероятно, господин Ишнайя». Впрочем, гадость — это лишь предлог. Истинная же причина в том, что государь устал от опеки. Ибо Нан ни мгновенья не сомневался, что государь пошел в город.