Вейская империя (Том 1-5) - Страница 417

417

Всех охватила легкая грусть. На обратном пути заговорили о вечном круговороте в природе, о путях гибели и упадка царств. Господин Чареника вздохнул и сказал:

— Самое страшное для государстве — это когда финансы приходят в расстройство. Если налоги скудны и нерегулярны — ничто не спасет тогда государство.

Первый министр сказал:

— Вы славитесь проницательностью: укажите средство помочь беде!

Министр финансов Чареника поклонился:

— Средство есть, и весьма старое: позволить частным лицам принимать участие в хозяйстве, и всемерно поощрять частную инициативу.

Нан насторожился.

— Нынче наместники и араваны — продолжал Чареника, — все просят снизить налог. А вот возьмите собравшихся. Многие из них имеют некоторые деньги. Они были бы счастливы выплатить налоги вперед, — а там уж неважно, вернут они свои деньги или нет. Это низкие люди заботятся о выгоде, а справедливый человек думает о том, как помочь государству.

Господин Нан кивнул головой. Средство помочь государству было старое, и воскресший император Аттах так изъяснял это средство: «Нынче целые провинции отданы на откуп, каждый старается дойти до денег не смекалкой, а монополией. Те, кто побогаче, не строят, не трудятся, а только вносят деньги в казну, а потом собирают с провинции сколько могут: втрое ли, впятеро больше — уводят овец, продают людей за долги. Те, кто победнее, не строят, не трудятся, потому что все, созданное честным трудом, откупщик отберет.» Бог с ним, с воскресшим императором Аттахом.

Господин Нан обвел взглядом собравшихся насладиться закатом: были тут люди с мелкими должностями, но не было людей с мелкими состояниями.

— То, что вы предлагаете, — сказал господин Нан, — мера, действительно, спасительная для государства, но зачастую губительная для богатых людей. Ведь как случилось при Золотом Государе? Деньги за налоги были отданы государству, а потом многие сектанты и даже чиновники стали распускать слухи, что деньги уже заплачены, и налогов можно не платить. Возникло состояние, близкое к недовольству. Государь простил народу недоимки, которые, собственно, причитались уже не ему, а откупщикам: так-то богатый человек был сделан бесплатным чиновником и разорен совершенно. Нет, — закончил решительно Нан, — надо думать не только о пользе государства, но и о выгоде лиц, владеющих крупными состояниями.

Тут, однако, пожаловал дворцовый чиновник: государь Варназд просил первого министра во дворец. На разукрашенных лодках спустились вниз, господин Нан распрощался с гостями.

На следующий день Чареника сидел в своем кабинете. У него была маленькая слабость: министр финансов любил, чтоб подпись на указе блестела, и не посыпал ее никогда песочком, а ждал, пока бумага или шелк высохнут. В кабинете его поэтому стояло несколько столов, и на них сохли бумаги с подписями. Тут вошел секретарь Чареники, человек, исполненный всяческого воровства, поклонился и сказал:

— Не стоит опять заводить разговор, подобный вчерашнему, потому что вчера вечером в зале Ста Полей господин Нан сказал очень громко: «Три вещи не должны становится частной собственностью: это армия, судопроизводство и налоги.»

Господин Чареника вскочил так, что листы с сохнущими подписями вспорхнули и разлетелись по полу:

— Ничего, — закричал Чареника, — я еще ему зубы обломаю, обломаю зубки-то! Ишь он мне вздумал толковать про пользу и выгоду!

Господин Чареника подумал, вышел из кабинета и прошел переходами и галереями в женскую половину. Дочь его резвилась в саду с белками и подругами. Господин Чареника спросил дочь, о чем она так долго беседовала вчера с секретарем министра, молодым Шавашем. Девушка покраснела и сказала, что ни о чем дурном она не говорила, а просто спросила — правда ли, что первый министр намерен Шаваш усыновить?

«Гм», — сказал себе господин Чареника. Секретарей иногда усыновляли или брали племянниками, потому что сын не имеет права свидетельствовать против отца.

Вечером Чареника опять позвал к себе секретаря и спросил:

— Как ты думаешь, что я собираюсь предпринять?

— Я думаю, — ответил секретарь, — что вы хотите поискать неприятностей в прошлом господина Нана, и, думается мне, что, начав искать, эти неприятности легко будет найти.

— А почему ты так думаешь?

— А потому, — сказал секретарь, — что я полгода назад был в провинции Соним, откуда Нан родом. Его деревню двадцать лет назад утопило из-за разворованной дамбы. Мальчик учился при храме и незадолго до беды, как оказалось, ушел из дому. Только через два года узнали, что он уцелел. Я нашел список книг, по которым господин Нан мог учиться в храме, и прочел его сочинение — и в его сочинении упоминаются немного другие книги.

Чареника, который ничего этого не знал, улыбнулся и произнес:

— Поистине ты угадал мои намерения, но лишь часть.

4

— Спокойствие, — сказал, немного шепелявя, собеседник Нана, спокойствие, — вот корень благосостояния. В спокойные времена люди честны и благородны, в во время больших перемен верх берут негодяи. Ах, господин Нан! Вы проявили редкую скромность. В столице, однако, упорно говорят о больших переменах?

— Намерения государя, — возразил первый министр, — всегда неизменны и безупречны. Негодяй изобличен. Спокойствие восстановлено. Я — лишь слуга государя, перо в его руке. Тем ли, другим пером пишет государь — какие могут быть от этого перемены?

При имени государя собеседник почтительно поклонился, и сообщил, что от взгляда государя созревают все двенадцать тысяч злаков, и деревья меняют листву по его указу, — как будто Нан этого сам не знал.

417