Вейская империя (Том 1-5) - Страница 439

439

— Все дело в том, сударь, — объяснил Сият-Даш, — алхимия не наука, а искусство. Книга сия подобна учебнику стихосложения. Недостаточно ведь знать размер и вид куплетов, чтобы слагать стихи, надобно быть великим поэтом, как Даттам или Адуш.

На следующее утро гости разъехались, а хозяин повел Бьернссона осматривать усадьбу. Как и накануне, он был необычайно грустен. Яшмовый араван не мог не спросить о причине.

— Право, — сказал хозяин, — у меня в доме большое несчастье. Я, видите ли, не досчитался по ведомостям трехсот тысяч, а через полтора месяца ревизия.

Бьернссон помолчал и сказал:

— Да, это действительно большая беда.

Сият-Даш упал на колени:

— Умоляю вас, — помогите мне!

— Друг мой, — сухо сказал Бьернссон, — все знают, что у меня нет денег. А если бы они были, я бы роздал их беднякам, а не казнокрадам.

Хозяин заплакал.

— Я знаю свои грехи, — сказал он. Но ведь вы, господин араван, монах-шакуник, и умеете делать золото!

— Прощайте, мне пора, — сказал Бьернссон.

Хозяин обхватил его конопляные башмаки и закричал с колен:

— Видит небо, нехорошо поступает тот, кто не слушает униженных просьб, и неправ богач, отказавший нуждающемуся!

Бьернссона, почтительно заломив руки, отвели во флигель. Во флигеле стояли реторты и перегонные кубы, и за каменными зубьями магического круга мерцали склянки с алхимическими зельями. Хозяин, кося глазами от страха, сказал:

— Алхимики, подобные вам, араван Арфарра, часто скрывают свое искусство, ибо иначе их заточают и преследуют. Но со мною, клянусь честью, вам нечего опасаться. Слово мое так же верно, как верно то, что небо стоит на восьми столбах. Сделайте десять тысяч золотых государей, и я отпущу вас. Вы сами говорили, что искупаете чужие грехи — искупите же мой!

Три дня Бьернссон не разговаривал и не вставал с лежанки. Знаками он отказывался от еды. Стражники, приставленные к алхимику, видимо жалели его, но на глазах хозяина поворачивались к нему спиной.

Из окон бревенчатого флигеля была видна управа — шпиль, воткнутый в небо, и подземелье, куда сажали провинившихся. Бьернссон плохо спал, забывался только под утро, — но через час его будил петуший крик и дикие вопли недоимщиков, который пороли у столба с государевым именем.

Он просыпался, таращил глаза и глядел на прозрачные, бесстыдно изогнувшиеся ряды реторт. В нем пробуждался атавистический инстинкт физика. Инстинкт уговаривал его сотворить чудо. Бьернссон сжимал зубы, закрывал глаза и тихонько повторял себе, что такие прецеденты уже были, и что тот, кто полагается вместо слов на чудеса, кончает обыкновенно плохо.

Вечером четвертого дня во внутреннем дворике флигеля сидело трое охранников. Двое, постарше, пили вино, а один, помоложе, пришивал, навощив нитку, к форменной шапке самшитовые колечки от колдовства. Толковали о том, что яшмовый араван лежит грустный, как копченый поросенок, и ничего не делает.

— Дурак наш хозяин, — сказал один из стражников. — У нас в деревне на триста дворов сорок богачей. Разве хоть один разбогател через книги?

— А как?

— Очень просто. Надо незаметно обрезать пуговицу с платья чиновника и зарыть ее в полночь на перекрестке с некоторыми подробностями. Через неделю вырыть. Пуговицы уже не будет, будет яичко. Это яичко надо носить подмышкой три месяца. Из яичка вылупится бес: он-то и будет доставать деньги.

Стражник покачал головой, попил через соломинку вино.

— Дурак Сият-Даш, — продолжил он. — Трех алхимиков удавил, четвертого привел. Ведь этот четвертый действительно воскресший араван Арфарра, он сразу узнает, что с теми тремя случилось. Представляете, что он сделает с нами и с управой?

— Сейчас по провинции, — высказался молодой стражник, — ездит господин Шаваш, от первого министра. Почему бы не донести ему о происшедшем? Сдается мне, что лучше б он об этом проведал от нас, чем помимо нас.

И все три стражника некоторое время тянули вино. Наконец старший стражник вздохнул и сказал:

— Ладно, если пошли такие разговоры, придется все объяснить. Это затея не хозяина, а самого наместника Ханалая. Тот вбил себе в голову, что в храме Шакуника все могли. Золото — это так, для проверки. А на самом деле наместнику нужно огненное зелье шакуников, которым по слову Арфарры уничтожило варварский город Ламассу, и от которого погибли их храмы.

Тут стражники опять стали пить вино и рассказывать друг другу всякие страсти, а через некоторое время пришла смена.

Стражники отвлеклись. Из-за циновки, завесившей вход во дворик, выскользнула тень — Бьернссон. Он пошел потолковать со стражей и вот — все слышал. Бьернссон прошел в большую комнату, вытер пот со лба, зажег масляную лампу, внимательно оглядел ряды реторт и химикалий. Да, отменная коллекция. «Ай да молодец простой человек наместник, — подумал Бьернссон, — ведь среди чиновников принято смеяться басням о храме. А простой человек всегда прав, как указывал государь Иршахчан». Вот тебе и неожиданное следствие — иметь разбойника в наместниках.

Свен Бьернссон хватил об пол скляночкой с едким натром, склянка пискнула, Бьернссон прибил ее каблуком и заорал по-английски: «Ну ладно, господин наместник, ты у меня получишь алхимию! Такую алхимию получишь: с драконами и фейерверками, с голубыми мечами и огненными цепами!»

Прошло пять дней с той поры, как Киссур выскочил от Архизы в окошко. Киссур шел по серединной площади. Он любил это место: пруд, круглый, как небесное око, столбы для указов и столбы для жалоб, — два столба, на которых покоится государство, каменная статуя с головой мангусты. Если вообразить себя на месте статуи, то увидишь все четверо ворот Верхнего города, и так не только в этом городе, но и любом другом. Киссур часто воображал себя на месте статуи. Вдруг кто-то хлопнул Киссура по плечу:

439