Вейская империя (Том 1-5) - Страница 461

461

А месяц назад случилось следующее. Господин Мнадес устраивал торжественный прием в пятый день шим. Вдруг стало известно, что господин Нан тоже устраивает прием в пятый день шим. Господин Мнадес заколебался и перенес прием на седьмой день шим. И что же! Господин Нан тоже перенес прием на седьмой день шим. В седьмой день шим улица перед домом первого министра была забита экипажами, горели плошки, и наряды женщин были как цветы и луга; а господин Мнадес провел этот день, можно сказать, в одиночестве.

На следующий день господин Мнадес в зале Ста Полей подошел к министру просить у него прощения за то, что вчера не явился к нему на прием. Первый министр оборотился и сказал с улыбкой:

— Как-то господин Мнадес, вы выбранили меня за то, что я по нечаянности забрызгал вам воротник соусом, а сегодня вы осмелились явиться в залу Ста Полей с воротником, прямо-таки в сплошных пятнах!

Господин Мнадес в ужасе схватился за круглый кружевной воротник: тот был белый и чистый.

— Помилуйте, на воротнике ничего нет!

— Неужели, — сказал Нан и стал спрашивать стоящих рядом чиновников. И все чиновники по очереди стали говорить, что первый министр всегда прав! В этот миг вошел государь. Мнадес упал на колени:

— Государь! Есть ли у меня пятно на воротнике?

Государь изумился. Чиновник что-то зашептал ему на ухо. Государь улыбнулся, как породистый котенок, и сказал:

— Конечно, прав господин первый министр.

И министр полиции Андарз крякнул и заметил своему соседу: «Несомненно, что я конфискую его коллекцию, а не он — мою».

Господин Мнадес, вовсе того и не желая, оказался в центре оппозиции. Он охотно соглашался с теми, кто считал, что нынче нарушены все принципы управления, и что в государстве не должно быть трех разновидностей разбойников, как-то — взяточников, землевладельцев и торговцев.

Мнадес страдал от обиды. Нан расчистил себе его же, мнадесовыми, руками путь к власти, был почтителен. Теперь было ясно, отчего министр не принял его отставку полтора года назад: знал, знал негодяй и прохвост, что все реформы приведут к бедствиям и упущениям; и хотел свалить все бедствия и упущения на Мнадеса!

Мнадес стал противиться реформам, и только потом сообразил, что Нану того только и надо было!

Нан и министр полиции умелыми слухами и памфлетами разбередили народное воображение. Народ требовал казни Мнадеса и упразднения дворцовых чиновников. Министр полиции Андарз собрал через соглядатаев им же посеянное народное мнение и сделал к Государеву Дню доклад, и этот доклад был заключением к его собственному, как уверяли, памфлету о «Ста Вазах».

Господин Мнадес не знал, что делать, и каждый день молился. То ему казалось, что можно будет обойтись взаимной уступчивостью. То он спохватывался, что взаимной-то уступчивостью Нан его и стер в порошок… Он готов был ухватиться за любую соломинку.

— Посмотрите, какая нелепица, ваша светлость, — сказал как-то секретарь господина Мнадеса, поднося ему на серебряном подносе анонимное письмо. Письмо извещало, что господин Нан выследил и приказал доставить в столицу, с такими-то двумя стражниками, живого аравана Арфарру.

— Да. Это нелепица, если не ловушка, — сказал Мнадес. Несчастный мученик давно мертв: надо это проверить.

Так-то, разумеется, чтобы проверить нелепицу, трое человек из внутренней дворцовой стражи встретили парчовых курток с Арфаррой у полосатой пристани и препроводили их во дворцовую тюрьму. Парчовые куртки обиделись и засуетились: на бумагах расписались трижды, и теперь уже вряд ли можно было защемить узника, если будет удобно.

Вечером два охранника, Изан и Дутта, зашли посмотреть на нового заключенного. Это был высокий старик, необыкновенно тощий, грязный и седой, в балахоне цвета унавоженного снега и с огромными желтыми глазами. Старик спросил у них воды помыться. Изан справился, есть ли у старика деньги или родня. Денег и родни не было.

Надо сказать, что раньше в дворцовой тюрьме сидели, можно сказать, все столпы государства, место стражника в ней стоило тысячу розовых, такие высокие были доходы от страждущих родственников, — и от несправедливости в ответе старика Изан чуть не заплакал.

— Ах ты негодяй, — вскричал он, — совсем всякую дрянь нам стали сажать!

Стражник Изан перевернул алебарду и хотел тупым кончиком побить старика, но стражник Дутта на первый раз его остановил.

— Невеселый у тебя товарищ, — сказал старик, — что у него, — с чахарским братом беда?

Изан замер: откуда этот колдун догадался про чахарского брата? А Дутта ответил:

— Да, беда. У него брат, знаешь ли, сделался мелким торговцем, привозил из Чахара соленую белоглазку. А недавно все крупные торговцы рыбой, из «красных циновок», сговорились и у всех четырех ворот белоглазку скупают не больше одной желтой за кадушку. Покупают втридешева, продают втридорога. Брат попытался продать сам: рыбу унесли, зонтик сожгли, а брата порезали.

— Говорят, — сказал Изан, — при Золотом Государе государство не давало в обиду мелких торговцев и само все скупало у них по справедливой цене.

— Это, значит, лучше? — спросил желтоглазый. Странное дело: он еще ничего не сказал, а как-то уже было немыслимо его ударить.

— Конечно, лучше, — сказал стражник Изан.

— Но ведь, — усмехнулся лукаво старик, — крупные торговцы платят серебром, а Золотой Государь, говорят, платил удостоверениями о сдаче товара, и на эти удостоверения потом ничего нельзя было купить.

461