Вдруг глаза проповедника засверкали, как встающая луна, шея раздулась и налилась красным, и он закричал:
— Ведомо, ведомо всем, что ты носишь на шее беса! Это не ты говоришь, а бес! Раздави его, — и говори голосом своим и господним!
Марбод сунул руку за пазуху и вытащил оттуда раковину в парчовом мешочке.
— Это не бес, — сказал Марбод, — это моя удача.
При виде мешочка проповедник задергался, как курица над огнем.
— Бес разбоя и грабежа, — закричал проповедник, — днем он ест с твоего меча, ночью пьет твою кровь, — раздави беса, или сегодня же погибнешь!
И с этими словами проповедник выхватил из рук Марбода пестрый мешочек, бросил его на пол и заплясал на нем. Марбод потом думал, что ничего бы страшного и не произошло, отбери он раковину, — но Марбод только закрыл глаза и услышал, как бес, или бог, или удача его захрустела под деревянным башмаком.
Тут же закричали снаружи, и в конце залы замахали руками сторожа. Людей сдуло, как золу с обгоревшего пня, куда-то в чрево холма. Марбод оттолкнул проповедника, подхватил лук и стрелы и выскочил из пещеры.
Ванвейлен спускался вниз темными анфиладами бывшей управы, когда кто-то окликнул его. Ванвейлен обернулся: в проеме ниши стоял не кто иной, как королевский дядюшка, Най Третий Енот. Най был в темно-вишневом кафтане с круглым белым воротником и поясом из серебряных блях. Каждая бляха изображала какое-нибудь животное. Это был очень дорогой пояс, и сделали его в империи. Волосы старого сеньора были собраны в узел и заколоты золотой шпилькой. Над воротничком, чуть ниже шеи, виднелась татуировка в виде морды енота. Раньше все воины отмечали тело такими знаками. Это делалось для того, чтобы после битвы, если у мертвеца заберут голову и одежду, можно было опознать тело.
Старый граф осмотрел купца с головы до ног:
— Как тебя… Ван… Вай… — знаешь ли ты, что Арфарра-советник хотел тебя арестовать в день праздника? Отчего, по-твоему, за твоей спиной стояло четыре стражника?
Ванвейлен озадачился.
— Знаешь ли ты, — продолжал граф, — что ламасские цеха делают все по слову Арфарры? И если вам не дали торговать в городе Ламассе, то этого не могло произойти без приказания Арфарры?
— Зачем вы мне это говорите?
— Чтобы ты сейчас садился на лошадь не спеша, и упал бы с лошади, как ты это сделал позавчера у Медвяного Отрога. Может статься, что кругом засмеются, когда ты упадешь с лошади, и король выглянет из окна и позовет тебя к себе. И если король, позвав тебя, спросит, как ему быть, вспомни, что я тебе сказал.
— Кто я такой, — изумился Ванвейлен, — чтобы король у меня о чем-то спрашивал?
— Ты посторонний, — промолвил Най, — а о важных решениях гадают на постороннем.
Старый граф повернулся, чтобы идти, и тут Ванвейлен схватил его за полу кафтана. Сеньор весь передернулся от отвращения.
— Эй, — сказал Ванвейлен. — Такие вещи не делаются даром!
Граф поглядел на купца и усмехнулся. «Клянусь божьим зобом, — подумал он, — любой знатный почел бы за счастье сделать это даром». Граф снял с шеи ожерелье крупного жемчуга и вложил его в руку Ванвейлена. Ванвейлен помахал ожерельем и сказал:
— Приговор бога стоит дороже.
— Что тебе надо?
— У вас много земли юго-востоке. Напишите мне расписку, что я могу торговать беспошлинно во всех принадлежащих вам приморских городах.
Граф заколебался, но, видя, что у купца в глазах так и рябит, так и пляшет золотом, увел его в соседнюю комнату и написал грамоту.
Если бы не шакуников глаз да лунная ночь, Неревен наверняка упустил бы Кукушонка.
Теперь же Неревен лежал за холмом и глядел в черепаховую трубку на две фигурки: в синем плаще и в серой епанче, спускающиеся к городу. И опять разговора не было слышно, — слышно было только, как шевелится трава, да ворочаются под ней знатные мертвецы. Неревен вытащил из-за пояса подаренный ему отрез шелка, поглядел на трехцветный узор и едва не заплакал от обиды. Ах, как бы ему хотелось услышать, о чем говорят эти два варвара-пса!
И вдруг Неревен вспомнил о чужеземном талисмане, — стальной чечевичке, — и о том, как быстро вытащил талисман чужеземец — верно, за талисманом и прибежал? Как же он узнал, куда бежать? Может, этот талисман как раз вроде бусинки с четок бога Бужвы, небесный доносчик, который все слышит и рассказывает хозяину? Как шакуников глаз — тут лучше видно, а там лучше слышно.
И тут Неревен вздрогнул: как же может быть талисман без узоров? Это только шакуников глаз и без узоров действует, а в талисмане узоры самое главное…
Марбод и его спутник скрылись в домике у городских стен на берегу реки. Неревен побежал за ними, обошел крепкий тын, разобрал заклятье на воротах. Он уже совсем собирался уходить, когда калитка скрипнула, и в ней показался Марбод с какой-то женщиной.
Неревен тихо последовал за ними сквозь толпу и костры на городских улицах.
Через час Неревен сидел за столиком на освещенной лодочной веранде и пил чай. В голове у него все прыгало. Марбод Кукушонок — на радении ржаных корольков? Великий Бужва! Да от такой новости у него вся дружина разбежится!
Неревен украдкой косился вправо. Там, через два стола, сидели трое со знаками городской охраны и пили вино. Смазливая служанка принесла новый кувшин и с ним подала записочку. Молодой охранник жадно схватил ее, развернул; В анонимной записочке сообщалось: так, мол, и так, нынче в нарушение законов страны ржаные корольки собрались в Охряных Складах.