Вейская империя (Том 1-5) - Страница 89


К оглавлению

89

Даттам поднес королю удивительные подарки. Самым лучшим из них была серебряная ветка с тремя золотыми гранатами. Гранаты были сплетены из тончайшей золотой сетки, и в сетке сидели рубиновые зерна. Тот, кто имел эту ветку, не чувствовал ни холода, ни жажды, а в темноте она освещала путь ярче морского апельсина.

Старая женщина сказала:

— Сын мой! Не принимай этих даров, потому что люди из страны Великого Света хитры, и как бы этот юноша не попросил такого ответного дара, которого у тебя нет.

Но королю очень понравилась ветка, и он ответил:

— Мало ли у меня земель и воинов? Нет такой просьбы, которую я бы не выполнил.

На следующий день на пиру король спросил:

— Даттам! Проси о чем хочешь: земли, или рабов, или золота.

Даттам встал, поклонился и сказал:

— Я не осмеливаюсь ничего просить у тебя, король. Однако, если тебе угодно, продай мне зерна. Мое войско в стране Великого Света испытывает голод, и мне надо его накормить.

На щеках короля выступили два пятна синих, и сверху — два пятна красных, и он сказал:

— Недобрый колдун подучил тебя просить невозможного. Разве я барсук, который копит запасы?

Тогда юноша улыбнулся и спросил:

— А что же ты делаешь, если в стране голод?

— Я иду войной на соседей, — ответил король. — Но недостоин тот королевского звания, кто предпочитает быть мошной, а не королем.

— Хорошо, — сказал Даттам. — Тогда дай мне полномочия королевского инспектора, чтобы я мог объехать здешние земли и купить зерно у того, у кого оно есть.

Король рассмеялся, справился по старым записям и пожаловал ему плащ и яшмовую печать.

Через три месяца юноша вернулся к королю, и все поразились его хитрости. Конечно, ни в одном замке он не купил зерна, потому что никто тогда не считал подобающим добывать трудом то, что можно добыть мечом. Однако, под этим предлогом он был принят в каждом замке и свел дружбу с теми, кто враждовал друг с другом.

Прошло два года — юноша вернулся в королевство. Глаза его погасли, как треснувшая яшма. На нем было зеленое платье монаха, он ходил, прихрамывая, и был как человек, у которого сломался меч и раскололось копье. И у него больше не было войска, которое надо кормить, потому что оно потерпело поражение.

Король позвал его сказал:

— Даттам! Проси у меня, чего хочешь!

Даттам усмехнулся и сказал:

— Чего мне просить, монаху и побежденному? Зачем мне золото, если у меня нет дружины, которой я мог бы его раздать? Зачем земли, если я не могу построить на них замка, из которого я мог бы грабить прохожих? И я дал зарок: не носить никогда белого цвета моих войск, не есть мяса барсука и не класть руку на рукоять меча.

— А зарок здешний, это знаете, что такое? — прибавил Шавия. — Это похоже на личный талисман. Один знатный человек сам, допустим, отыщет личного бога, а другой положит себе запрет, какой взбредет в голову: не носить, скажем, меча за спиной, а только у пояса, или не угонять скота в первый день первой луны.

И Шавия устроился поудобней на своей попоне: он невольно оживился, глаза его заблестели: видно было, что он любит и умеет рассказывать — хотя бы по-аломски.

— Чего же ты хочешь? — спросил король.

Даттам вздохнул.

— Мне теперь надлежит думать не о себе, а об интересах бога. Я дал обет: построить в Варнарайне храм Шакуника, и украсить его мехами. Я снарядил за мехами лодки в Шебем, но цехи запрещают морякам наниматься на эти лодки.

Тогда король собрал старейшин цехов и сказал им:

— Я узнал, что люди из северных ущелий весной нападут на нас. Я не выпущу в море ни одной лодки до тех пор, пока не получу с каждой такой оброк, какой сочту нужным. Что же до лодки Даттама — пусть плывет по обету.

После этого все стали сдавать Даттаму деньги, чтобы он закупил на них меха, и половину денег Даттам брал себе за услугу. И говорили, что в этот год на деньгах других людей Даттам нажил себе триста тысяч ишевиков.

Когда лодки возвратились, старшина морского цеха встретил Даттама с настоятелем храма, плюнул в них и сказал:

— Боги наказывают за корысть. Нет такой удачи, за которой не следовало бы несчастье, и еще не было такого, чтоб те, кто чрезмерно разбогатеет, не были б повешены за измену королю, а их имущество не отобрано в казну.

Настоятель храма понял, что тот прав, и стал упрекать Даттама в чрезмерной страсти к наживе. А тот сорвал свою зеленую ряску, бросил посреди улицы и сказал:

— Разрешите меня от зарока носить эту бесову рясу, и я знаю, как помочь несчастью.

Настоятель разгневался и сказал:

— Если ты нарушишь зарок, тебя велено было повесить, как повесили Бажара. Однако вижу я, что мышь всегда найдет, где прогрызть половицу.

На следующий год король собрался в поход на Лахор.

А надобно вам сказать, — вдруг насмешливо прибавил Шавия, — что король-отец, в отличие от нынешнего, воевал всегда справедливо. А в здешних местах справедливой зовется такая война, при которой побежденный или наследник его остается при своих владениях, только из господина становится вассалом.

Итак, король-отец собрался на справедливую войну и искал золото, чтобы раздать дружине. А со всех сторон негодовали на алчность храма. Король позвал Даттама и попросил у него ссуду в золоте.

Когда Даттам входил к королю, в дверях стоял старшина цеха. Он сказал:

— Нелегко тебе придется, Даттам. Ведь если ты дашь золота — король его не вернет. А не дашь — отнимут силой. Погляжу-ка я, как с тебя будут драть шкурку.

89