Вейская империя (Том 1-5) - Страница 165

165

— Власть, — сказал экзарх.

Монах глядел все так же исподлобья.

— Удивительно, — сказал он, — но я не вижу, какой из ответов — ложь.

Через неделю после отъезда экзарха в город пришли письма из страны аломов. Храмовый торговец Даттам и бывший королевский советник Арфарра извещали о скором приезде в Варнарайн. Были письма и от варваров. Варвары называли Харсому своим королем и просили его защитить их от короля Алома.

Расшифровывал письма молодой, преданный экзарху секретарь Бариша. Вместе с письмами пришел и трогательный подарок — длинный и легкий, как паутинка, шарф, вышитый в прилеп пряденым серебром. Шарф сплел маленький Неревен, послушник господина Арфарры, сплел так, как их плели тысячу лет в его родной деревне Песчаные Мхи. Песчаные шарфы ценились очень высоко, и не только из-за качества работы, — из-за тождественности узоров и древних оберегов. Когда пятьсот лет назад Аттах восстанавливал буквенное письмо и запрещал словесный рисунок, в деревне рассудили, что шитье буквами нарушит суть оберега, и продолжали вышивать словами-картинками: те утратили гражданский смысл, но не тайную силу.

Бариша, тоже родом из Песчаных Мхов, подвесил шарф перед собой и стал пересчитывать паучки и отвивные петли. Бариша помнил наизусть все цифры в центральных годовых сводках, и взглянув на отчет, ловил, если надобно, чиновника на жульнической арифметике. Тройное тайнословие: шелковой сканью, новейшими шифрами и запретной грамотой — даже доставило ему удовольствие.

Маленький послушник Неревен, скучая и кашляя в темных покоях королевского замка, подробно докладывал о поведении и окружении Арфарры.

«Я не знаю, что он хочет, — писал Неревен, — потому что он сам этого не знает. Говорил вчера городской головке: „Запретим на Весеннем Совете всякую войну и сделаем государство всемогущим!“ Его спросили: а что, мол, такое, всемогущее государство. Он и говорит: „В законах Иршахчана сказано, что во всемогущем государстве нет ни бедных, склонных к бунтам, ни богатых, склонных к независимости. А я говорю, что во всемогущем государстве бедняк не опасается за свою жизнь, богатый — за свое имущество“.»

Но больше всего писал Неревен о семи купцах из Западной Земли, явившихся по весне в Ламассу. «Понятливы, но дики. Никаких ремесленных изделий с собой не привезли, только золото, камни и слоновую кость, и китовый ус, и меха. Камни обработаны не лучше, чем в империи пятьсот лет назад, у мехов выделка грубая, как аломская. О брошенных городах империи говорят, как о городах богов, хотят потому в ойкумену и даже амулеты носят такие, как пятьсот лет назад — в западных городах. Господин Даттам берет их с собой в ойкумену, хочет торговать с западом, Арфарра ему не препятствует и считает их лазутчиками».

Секретарь Бариша ничего не знал об упавшем корабле. Он, однако, был поражен тем, сколько написал мальчик о чужеземцах: у мальчишки был вообще отменный нюх на истинное.

Бариша обдумал сообщение послушника. Так вот отчего господин Даттам вздумал просить монополию на заморскую торговлю! Монополию экзарх уже предоставил: однако, услышав это сообщение, пожалуй, может и рассердиться…

Бариша воспользовался тем, что настоятель храма Шакуника был в городе и поговорил с ним о торговцах. Настоятель храма очень ценил в Барише его преданность экзарху и его тонкий вкус. Никаких денег! Настоятель подарил Барише картину с клеймом гениального мастера прошлого столетия и старинную математическую рукопись седьмого века. Бариша согласился, что ничего плохого, конечно, не будет, если обождать с сообщением о чужеземцах до приезда Даттама: пусть хитрый торговец сам оправдывается перед экзархом.

Вечером Бариша ужинал у наместника Рехетты в павильоне на берегу пруда, именовавшегося Малым Океаном. Великий Океан находился в государевом дворце в столице. Бариша пил одну чашку за другой и думал, что пятьсот лет назад племена по ту сторону земли меняли изумруды на дутое стекло, — а теперь вот шлифуют изумруды сами. Поклонялись людям из морских саней — а теперь вот приплыли на восток сами.

«А ведь это — как знамение, — подумал Бариша. — Как говорит Арфарра: в истинном государстве вещи соответствуют именам: ойкумена — должно значить весь мир… Миру снова тесно в своих границах, как набухшему зерну. Было же пророчество о вестниках нового солнца, приходящих с запада. Не все же пророки, в конце концов, лжецы и провокаторы», — думал Бариша, и глядел на огромного, рыхлого наместника. Тот тихонько урчал, давил пухлыми пальцами рябьи косточки и кидал их, по своему обыкновению, диковинным шестиглазым рыбам в Малом Океане — единственным живым существам, о которых бывший Небесный Кузнец, судя по донесениям, готов был заботиться день и ночь… «Как, однако, задержалось донесение, — думал секретарь, почему-то с тайной досадой, — давно пора и третьему быть…»

2

Прошло две недели: наступил первый день Шуюн. Два события произошло в этот день: экзарх Варнарайна, наследник престола, вступил в центр мира, в Небесный Город: бродили по улицам самодвижущиеся черепахи, спустились с неба боги, подобные мудрым словам указов.

В этот же день караван храмового торговца Даттама пересек реку о четырех течениях, принес положенные жертвы и остановился у узлов и линий девятой заставы. И было это на самой границе ойкумены, где горы стоят на полпути к небу, где летом бывают метели и где даже время течет по-другому, и один день службы засчитывается за три.

Люди из каравана и охрана заставы сварили в котле быка, накормили богов запахом, а мясо съели сами. Люди из каравана рассказали людям с заставы о том, что случилось на Весеннем Совете: и как король сначала объявил войну экзарху Харсоме, а через день признал себя его вассалом, и как заросла в храме трещина, прошедшая через сердце Золотого Государя, и как гнев Золотого Государя уничтожил город Ламассу, вознамерившийся противиться стране Великого Света, и как советник Арфарра и советник Клайд Ванвейлен убили Марбода Кукушонка, и многое другое, столь же поучительное.

165