Вздохнула и добавила:
— Лучше бы его ограбили на пути туда.
— Почему? — удивился Шаваш.
— Видишь ли, варварское войско получило деньги и тут же взбунтовалось. А если бы его ограбили на пути туда, варвары бы продолжали ждать причитающейся им платы и хранили бы верность империи.
Тут девица выпила еще вина, и глазки ее совсем разлетелись в разные стороны. Шаваш спросил:
— Осмелюсь полюбопытствовать: сам ли Иммани показал вас своему господину?
— Нет, — сказала девица, — это его товарищи: все они частенько проводят здесь время, а иногда — и в харчевне напротив.
— Неужели все слуги господина Андарза, — удивился Шаваш, — настолько богаты, чтобы посещать подобное заведение?
Ибо заведение, как Шаваш мог заметить, было из числа самых дорогостоящих.
— Нет, — сказала девица, — но человек пять. Оба секретаря, потом эконом Дия, еще Ласида, которого вот уже месяц нет в столице, да и сын господина Андарза, даром что юноша, трижды бывал здесь.
Шаваш вздохнул, поднял на девицу влажные глаза и пролепетал:
— А что за человек — секретарь Иммани? — Похож он на Теннака или нет?
— Нет, — сказала девица, — они совсем разные люди. Иммани — тот тебя зарежет из-за гроша. А Теннак — нет, этот тебя за грош не зарежет, а зарежет только за золотой.
Спохватилась и поглядела на Шаваша:
— А ты зачем спрашиваешь?
— Помилуйте, сказал Шаваш, — ведь от этих людей теперь зависит мое «я» — вот и спрашиваю.
— А, — сказала девица, — Теннак смешной человек. Варвар. Держит в сундуке наследственную секиру и рубит ей кур.
— А зачем? — спросил Шаваш.
— А зачем рубят кур? — изумилась девица. — Чтобы делать золото. Он завел себе целую мастерскую, а потом Иммани донес на него, и выяснилось, что на всю эту алхимию Теннак потратил больше десяти тысяч, которые украл у хозяина. Андарз приказал ему выбросить все эти горшки.
— И что ж? Выбросил?
— Выбросил, и три дня плакал. А теперь он нашел в Белой Слободе какого-то чародея, и ходит к нему.
Девица вдруг сняла с себя сережку.
— Видишь, сережка? Этот чародей сделал ему серебро, а Теннак подарил кусочек мне.
«Гм, — подумал Шаваш, — если Теннак умеет делать серебро и золото, вряд ли он станет красть у Андарза шестьсот тысяч». А девица между тем продолжала:
— Эти опыты пока очень дорогие. Теннак мне однажды пожаловался, что покамест это серебро обошлось ему пятеро больше против рыночной цены.
По возвращении в управу Нан получил бумагу из канцелярии Нарая: господин Нарай посылал его инспектором в Аракку и просил явиться в свой кабинет завтра утром, в шестом часу утра.
После этого господин Нан отправился в архив, где его уже дожидались заказанные им сведения о сыне Андарза, Астаке, и троих его секретарях.
Астаку было шестнадцать лет, и о нем Нан нашел только то, что тот учился в лицее Белого Бужвы, но был исключен за то, что поймал и распял кошку. Кошка принадлежала учителю математики: Астак не согласился с ним во взглядах. Разумеется, сына императорского наставника никто бы не исключил за такие пустяки, но Андарз сам ужасно рассердился и настоял, чтобы все было по закону. Андарз сказал, что тот, кто повздорил с человеком, должен распять человека, а не его кошку.
Теннак был варваром и в списках уроженцев ойкумены не значился.
Отыскав в списках имя эконома Дии, Нан, спустя несколько страниц, с изумлением убедился, что список подложный.
Зато дело секретаря Иммани насчитывало десять страниц.
Секретарь Иммани трудился в верхнем Чахаре. Он подружился с некоторыми людьми, подозреваемыми в богатстве, и они устроились так: Иммани требовал с горожан налоги раньше срока, и те, чтобы уплатить налоги, продавали имущество за полцены. А друзья Иммани покупали имущество за полцены и платили ему десять процентов с каждой покупки. Также господин Иммани завел себе два размера для корзин: один, побольше, для измерения налога, собираемого с населения, а другой, поменьше, для измерения налога, отправляемого в столицу. Разницу между двумя корзинами Иммани продавал через осуйских купцов.
Во время голода, присваивая казенное зерно, ссужал его крестьянам под десятикратные проценты; пользуясь наличием в своем районе какой-то безвредной секты, выдумал бунт и умиротворил район до полного запустения; выстроив на морском берегу виллу с башней, зажигал в башне ложный маяк и грабил разбившиеся корабли, а капитанов их ссылал в каменоломни за управление казенным кораблем в пьяном виде; и он попался на том, что ради любовницы проел имущество отлучившегося друга, а потом оклеветал его. Изо всего этого даже не очень прозорливый человек мог заключить, что Иммани был дрянь, каких мало, и совесть у него была меньше мышиного хвостика. Нан подумал, что на месте Андарза он не стал бы держать при себе такого человека. Безопаснее было бы поступить с ним так, как сын Андарза поступил с кошкой своего наставника.
Да, что касается матери Астака, — Андарз утопил женщину шесть лет назад, застав на ней какого-то свечного чиновника. Чиновнику же лично отрезал его кукурузину, отчего тот через неделю помер.
Вечером Шаваш, словно лисенок, скользнул в ворота усадьбы господина Андарза. Он хотел пробраться в людскую, но на садовой дорожке, рядом с беседкой, похожей на розовый бутон, его застукал секретарь Иммани.
— Негодяй! — сказал секретарь, взяв Шаваша за ухо. — Ты куда сбежал?
Шаваш пискнул.