Вейская империя (Том 1-5) - Страница 241

241

Вернувшись к Андарзу, Нан вздохнул и сказал:

— С этим я к вам и спешил. Я навел справки и выяснил, что Ахсай накануне смерти был в «Красной Тыкве». Это не бог весть какое заведение, но это вовсе не притон, как он вас уверял. Как видите, его сообщник вовсе не принадлежал к той публике, которая ошивается в притонах. Я также разузнал о ссоре. Хотел арестовать и допросить привратника, но узнал, что он ушел в вашу усадьбу. Поспешил за ним и, как видите, опоздал.

— Почему они назначили встречу в «Красной Тыкве» — сказал Андарз, если они знали друг друга?

— Именно потому, что знали, — усмехнулся Нан. Ахсай понимал, что человек, который украл такое письмо у собственного господина, может отнять у него деньги, а письмо не отдать. А преступник понимал, что Ахсай может отнять письмо, а деньги оставить себе, — и жаловаться будет некому. Вот они и выбрали людное место, где никто из них не стал бы поднимать скандал.

— Теперь я понимаю, что случилось, — проговорил Андарз. — Преступник увидел, что Ахсай ушел, нагнал его в пустынном месте и предложил завершить сделку. Ахсай протянул ему чеки, а преступник подумал: «Ведь цель моя получить деньги, а не отдать письмо! Так стоит ли мне расставаться с ним!» Взял деньги и прикончил Ахсая, опасаясь, что тот проговорится.

— Да, — сказал Нан, — может быть, так оно и было. А этот мальчишка, Шаваш, — как он к вам попал?

Андарз рассмеялся и стал рассказывать.

Шаваша отлупили не очень больно. Секретарь Теннак громко сказал, что господин Андарз не стал бы пороть Шаваша, если бы не господин эконом и не секретарь Иммани. Эконом, услышав об этом, назвал Теннака «варваром, не ведающим приличий».

Поздно вечером в каморку, где лежал Шаваш, заглянул господин Нан, вытащил белую тряпочку и вложил ее в руку мальчишки. Шаваш пересчитал деньги и увидел сорок маленьких серебряных монет, украшенных с одной стороны портретом государя, а с другой — журавлем, птицей благочестия вдвое больше, чем было обещано.

— А вы бы, — спросил Шаваш, — взяли деньги за то, что вас пороли?

— Непременно, — ответил чиновник. — Все мы даем пороть себя за деньги. Разница же между нами та, что одни дают пороть себя за грош, а другие — за тысячу.

— Не думаю, — сказал Шаваш, — что всех порют за деньги. Только бесчестных порют за деньги. Честных порют бесплатно.

Чиновник помолчал, а потом сказал:

— В этом доме двести семнадцать комнат, а замочных скважин еще больше. Думаю, что слуги часто глядят в эти скважины и обсуждают между собой множество вещей, о которых не говорят хозяину.

Шаваш вздохнул и сказал:

— А что бы вы хотели знать?

— Я бы хотел знать, например, откуда в доме Андарза взялся эконом Дия.

— Нет, — сказал Шаваш, — об этом не говорили. Говорили только о том, что секретарь Теннак тоже был близ покойника: его видели, когда он шел по дорожке к главному дому.

Помолчал и добавил:

— А почему молодой господин ненавидит отца?

Господин Нан поднялся и сказал:

— Спи, бесенок.

Выйдя от Шаваша, Нан заметил у поворота дорожки секретаря Иммани, пробиравшегося к синим воротам. У ворот Иммани обернулся, и Нан помахал ему рукою. Они пошли по улице, огороженной стенами складов, и свернули к реке. Нан заметил у пристани кабачок с трехэтажной башней и предложил зайти.

После второго стакана Иммани подозрительно покосился на Нана и спросил:

— Что это вы не пьете?

— Дрянное вино, — сказал Нан. — Здесь недалеко есть место, где подают вино, настоянное на сосновой хвое и шафрановых лепестках. Пойдемте-ка туда.

Они явились в новый трактир.

Улыбающийся хозяин принес им кувшин вина, две лакированные чашки с продетыми сквозь крышки соломинками, и блюдо вареных раков на закуску. Нан любил пить из чашек, закрытых крышками, потому что при этом трудно было заметить, что человек не пьет. Нан взял соломинку в губы и стал делать вид, что смакует вино. Иммани стал ломать раков и запивать их вином. Руки его дрожали. Смерть привратника явно взволновала его несколько больше, чем землетрясения волновали чиновников древности. В один миг Иммани опростал четыре чашки. Чашка Нана по-прежнему была полна. Иммани уже стал пьянеть: глаза чиновника выпучились, кончик острого носа свернулся на сторону и покраснел.

— Сорок страниц! — вдруг вскричал Иммани — Из-за какого-то паршивого мальчишки я опять должен переписывать эти сорок страниц!

— Ужасно, — сказал Нан, — что человек с вашим талантом и образованием должен выполнять работу простого писаря. Я мог бы отдать эти разорванные листы переписчикам в управе: они сделают все к завтрашнему вечеру.

Иммани тут же вытащил из рукава разорванную рукопись.

— Следует писать ее полууставом и инисской тушью, — заявил он, тогда Андарз и не заметит разницы.

Он снял крышку и налил себе пятую чашку вина. Он был уже порядочно пьян. Нан щелкнул пальцами и, вынув из-под чашки блюдечко, положил туда несколько монет.

— Принеси-ка нам пальмового вина, — сказал он хозяину. — И перемени чашки.

Хозяин хотел сказать, что, если пить пальмовое вино после виноградного, тут же опьянеешь, но поглядел на монеты в блюдечке и молча пошел вниз.

После шестой или восьмой чашки Иммани разволновался. Он стал хвалить государя и жаловаться на жизнь.

— Сочувствую вам, — сказал Нан. — Таком тонкому и образованному человеку, как вы, нелегко ужиться с такой вздорной особой, как Андарз.

241