Вейская империя (Том 1-5) - Страница 249

249

Нан застал местного чиновника в кабинете с кувшином вина. Чиновник походил на помесь щуки и карася, как это часто бывало с мелкими пожилыми чиновниками. Звали его Одон. На стене кабинета красовалось темное квадратное пятно: Нан догадался, что в это месте висел портрет Руша или другого казненного. Одон снял старый портрет, но не знал, какой новый следует вешать.

Одон занавесил кувшин вина тряпочкой, отдал кое-какие распоряжения, и отправился вместе со столичным чиновником на место происшествия. Козий Лес начинался сразу за городскими воротами. Дорога была старая-старая, а лессовые почвы такие мягкие, что колея ушла глубоко в землю, так что голова коня Нана находилась ниже обочины, а голова самого Нана — выше. Отвесные края дороги были опутаны плющом и повиликой, высоко вверху шумела листва и оглушительно кричали птицы, — это было действительно опасное место, потому что путники на дороге не могли разглядеть злоумышленника вверху.

— И много ли разбойников напало на Иммани?

— Ба, — сказал Одон, — когда мы его выпустили утром, их было трое, к полудню их стало семь, и вечером — десять. Бьюсь об заклад, хозяину он рассказал, что бился с целым войском.

Тут они наконец подъехали к месту происшествия, и Одон показал на дуб, нависающий над дорогой.

— На самом деле, — сказал он, — разбойник был всего один. Он сидел на развилке этого дуба не меньше часа, а потом прыгнул сзади на лошадь Иммани и стал душить всадника. Иммани даже его не видел. Судя по следам, которые он оставил в грязи, это был очень большой и сильный человек. Потом он снял с секретаря дорожную одежду и, видимо, тут же в нее переоделся, а свой травяной плащ оставил на дороге.

— Почему вы считаете, что он прыгнул именно с дуба?

— Преступник ел дынные семечки и заплевал семечками дуб и дорогу. Если бы он стоял на дороге или над обочиной, он бы вряд ли заплевал дуб, а? Также понятно, что он ел семечки не после разбоя, а до. Когда человек сидит, ждет чего-то и нервничает, и имеет в кармане семечки, — он обязательно станет их есть. Я собрал все семечки с дуба и с дороги, и набралось около осьмушки. После этого я реквизировал семь осьмушек семечек и раздал их моим стражникам, имеющим эту привычку, и ни один из них не справился с этой задачей меньше, чем за час.

— Мы едем по этой дороге не больше часа, — сказал Нан, — и нам дважды встречались люди. — Проходили ли другие путники под деревом, в то время как на нем сидел разбойник? Видели ли они семечки на земле?

Чиновник вздохнул.

— Я и сам задался этим вопросом. Я расклеил объявления, призывавшие тех, кто проходил в этот день по дороге, к даче показаний. Но ни один из проезжих не явился, не желая связывать с управой. Зато я получил целую кучу доносов от разных соседей, а одна баба даже надиктовала, что не знает, ходила ли ее соседка по этой дороге или нет, но что эта соседка, когда стирает белье, вечно выливает воду со щелоком в чужой сад.

— А плащ, который оставил разбойник? — спросил Нан.

— Плащ сохранили, но только по нему ничего не установишь. Это обычный крестьянский плащ, такие плетут по всей провинции.

Одон задумался и добавил:

— Это все паломники Золотого Иери. Черт знает что за народ.

Нан кивнул. Паломники, по его опыту, были странный народ: редко-редко это были степенные люди, а чаще мошенники и бродяги, которые стекались к храму, чтобы замолить свои грехи, а деньги в пути добывали новыми преступлениями.

— Что, — сказал Нан, — больше стали грабить за последнее время?

— Именно, — особенно с тех пор, как…

Одон запнулся, не зная, как сказать незнакомому чиновнику: «с тех пор, как Нарай житья не дает людям», или «с тех пор, как советник Нарай выгнал негодяев из теплых гнезд».

— С тех пор, как воры, выгнанные господином Нараем из лавок, перебрались на большую дорогу, — сказал Нан.

Чиновник вздохнул с облегчением и немедленно согласился.

Нан спешился и облазил место происшествия, влез на отвесный склон дороги, забрался на дуб. Да, это было подходящее место для нападения на Иммани, и если учесть, что преступник час просидел на дереве и пропустил множество людей, то он явно поджидал определенного человека. Если, конечно, этот преступник был. Если Иммани не сам влез на дуб, высыпал семечки, повалялся по дороге и потом, переодевшись в травяной плащ, побежал к управе. Только куда он тогда дел лошадь с сумками? Нан вспомнил зеленые флаги постоялых дворов.

На дороге, между тем, чиновник обдумывал замечание Нана. Нан слез вниз, и чиновники поехали обратно. На выезде из леса чиновник наконец решился:

— По правде говоря, — сказал он, — тут дело нечисто. Признаться, если бы я не посадил этого секретаря на ночь в клетку, я бы повел расследование совсем по-другому. Подумайте сами — человек едет с такими подарками и отсылает от себя всех слуг. А на границе области этот Иммани отказался от вооруженного эскорта!

— Что вы хотите сказать?

Одон указал на зеленые флаги гостиниц:

— Если человек отсылает от себя слуг, значит, он боится свидетелей. Если он боится свидетелей, значит, он намеревается преступить закон. Сдается мне, что этот Иммани намеревался обделать в городке кое-какие делишки своего хозяина, встретиться на постоялом дворе с сообщником!

— То есть вы хотите сказать, — спросил Нан, — что этот сообщник, зная о прибытии Иммани и о том, что Иммани прибывает один, подстерег его в лесу, спрыгнул сзади, и ограбил?

Одон застыл с раскрытым ртом.

249