— Впрочем, — заявил стражник, — если ты отдашь нам сорок ишевиков, полученных за мальчишку, обещаю не давать этому делу ход.
— Но у меня нет сорока ишевиков, — заплакала Тася, — мне заплатили только одиннадцать, и три из них я уже потратила на сережки и юбку!
— Докажи!
Тася, плача, достала бумагу о ссуде.
— Здесь написано — пятнадцать ишевиков, — заявил десятник, с довольной улыбкой пряча бумагу.
Тут только Тася сообразила, что бумагу стражникам нельзя было давать ни в коем случае, потому что она была единственным доказательством преступления!
— Но мне на руки выдали только одиннадцать, — запричитала Тася. Четыре лишних ишевика записали в счет процентов!
Стражник надулся от негодования.
— Ты, гулящая девка! — загремел он, — или ты хочешь сказать, что императорский наставник Андарз занимается ростовщичеством? А ну подавай сюда живо пятнадцать ишевиков!
Тася упала на колени и стала биться о пол головой, а другой стражник содрал с нее юбку и сказал:
— Ладно, один ишевик можно взять натурой.
Через час парчовые куртки ушли, забрав деньги и долговую бумагу, и они сказали Тасе, что через два дня придут за оставшимися четырьмя ишевиками, и что если она не достанет этих ишевиков хоть у Бужвы из задницы, пусть пеняет на себя.
Тася забилась в подушку и горько-горько зарыдала: и так ее утром и нашел Шаваш, который принес ей жареную утку с кухни Андарза.
Было десять часов утра, когда Шаваш вышел от Таси и, пройдя два квартала, спустился в кабачок, именуемый Золотой Кукиш. Это был кабачок в плохой части города, но достойный и тихий. Вот уже месяц в нем никого не убивали.
В кабачке трое играли в карты, и Шаваш присоединился к компании. Когда он раздавал карты, он вытащил из колоды туза, заложил его в рукав и вынимал смотря по обстоятельствам: от этого его игра шла довольно успешно.
Наконец в дальнем углу харчевни зашумела занавеска, хозяйка кинулась снимать сапоги посетителя.
— Ишь ты! Цыпленок сам на вертел пришел! — сказал хриплый голос.
Шаваш оглянулся: перед ним стоял Свиной Зуб. У Свиного Зуба кулаки были как два чугунных горшка, ум свой он держал в кулаках, а души у него было на самом донышке. Он избавлял людей, подозреваемых в богатстве, от излишних забот, связанных с владением нечестно нажитым добром, и это он предлагал Шавашу быть мизинчиком в его шайке. Свиной Зуб чмокнул этак разок, и партнеров Шаваша сдуло, как при слове «облава». Свиной Зуб повертел Шаваша, подергал шелковые штанишки и сказал:
— Этакое дерьмо да в таких штанах! Зачем явился?
— Я слыхал, — сказал Шаваш, — что вы, господин Свиной Зуб, послезавтра устраиваете пир в честь свадьбы племянницы: нельзя ли мне покушать на этом пиру?
— Нет у меня припасов кормить чужих рабов.
— Если у вас нет припасов, — промолвил Шаваш, почему бы вам, господин Свиной Зуб, не устроить свой пир за счет моего хозяина?
— А чего это ты заботишься о моих припасах, — спросил Свиной Зуб.
Шаваш молча снял шелковую курточку и показал разбойнику свою спину: а спина у него была вся синяя от недавнего угощения, как овощ баклажан. Увидев, что с мальчонкой сделали в богатом доме, Свиной Зуб всплеснул руками. Всю его досаду на мальчишку, который его, Зуба, бросил, а к императорскому наставнику пошел, как рукой сняло. Он подумал и сказал:
— Слишком жирный это кусок — дворец императорского наставника. Боюсь подавиться.
— А я и не предлагаю вам дворца господина Андарза, — возразил Шаваш. — Зачем я буду вам предлагать господина Андарза, если спину мне разрисовал домоправитель Дия?
— Что же ты задумал? — сказал Свиной Зуб.
— А вот что, — ответил Шаваш. — Домоправитель Андарза, Дия, на самом деле только по названию домоправитель, а всеми делами собственно домового хозяйства занимается второй секретарь, Теннак. Что же до Дии, то тот живет в маленьком домике, через реку. Вокруг домика ограда, а внутри ограды, по документам, место, где императорский наставник пасет лошадей. Но вместо лошадей там стоят два красных сарая, а в них — станки, изобретенные Дией, и сотня рабов на этих станках день и ночь ткет кружева.
Господин Дия в этих станках похоронил всю свою душу, и, как я уже сказал, живет там с женой и детьми и сотней рабочих. Мне доподлинно известно, что господин Дия обманывает Андарза, продавая эти кружева, и держит в своей усадьбе великое богатство, украденное у бедняков и у хозяина. Завтра днем он выплачивает рабочим деньги, и сегодня вечером он должен их считать. Полагаю, что если украсть эти деньги, господин Дия вряд ли сможет пожаловаться властям, ибо он превратил это место в завод вопреки строжайшим указам господина Нарая.
— Так-то оно так, — сказал разбойник, — но в заводике сто человек! Не кинутся ли они на нас?
— В том-то и дело, — возразил Шаваш, — что, наведайся мы в усадьбу господина Андарза, дворня, преданная хозяину, непременно кинулась бы на нас, будь мы даже Небесными Стражниками, что же касается рабов на заводе, то тут беспокоиться следует только об одном: как бы они не съели Дия живьем, раньше чем он укажет нам сундуки и лари. Дия помыкает народом, обкрадывает господина: только зная, как вы цените справедливость, я и решился предложить вам пойти на грабеж!
— Что за негодяй! — изумился разбойник, клянусь, что не остригу своих волос, пока не восстановлю справедливость и не отберу у него деньги!
Тогда Шаваш оглянулся вокруг, и, заметив, что они со Свиным Зубом одни, сказал: