Вейская империя (Том 1-5) - Страница 267

267

— А что, когда Нан был рядом, я тоже глупости кричал?

— Нет, — сказала Тася, — при Нане ты глупостей не кричал.

В это время дверь растворилась, и на пороге показался Нан, завитой и надушенный. В руке чиновника была корзинка. Из корзинки торчала печеная свиная ножка и несколько коробочек, из тех, в которые кладут сласти.

— Проснулся, — сказал Нан.

Снял с пояса кошелек, протянул Тасе розовую, и промолвил:

— Иди-ка вниз и принеси ему бульона.

Тася вышла, а чиновник остался стоять и кротко смотреть на мальчишку. Шаваш хотел что-то сказать, но не смог. Ему было уютно и хорошо, как жуку в норке. Еще никто не покупал ему спальной корзинки и одеяла. Прошло минуты две: Тася вернулась с бульоном.

— Хорошая у тебя сестра, — сказал чиновник. Шаваш на это промолчал, и чиновник, чуть улыбнувшись, добавил: — Живи у нее, пока не встанешь на ноги. Лекарь тебе неделю запретил выходить на улицу.

— А как же господин Андарз, — спросил Шаваш, — он не гневается, что меня нет в доме?

Нан страдальчески приподнял уголки бровей: Шаваш вдруг увидел, что молодой чиновник страшно устал, и — горюет.

— Лежи здесь, — сказал чиновник.

И ушел. Тася и Шаваш остались одни.

— Странно, — сказал Шаваш, — чего это он обо мне заботится?

— Ты не думай, Шаваш, что он на тебя положил глаз, — проговорила девица, — он не из таких, которые любят мальчиков, — и, застеснявшись, поправила вышитый мешочек меж грудей.

— А что, — сказал Шаваш, — сокол его лучше гоняется за дичью, чем у утрешнего?

— Ну никакого в тебе стыда нет, — всплеснула ручками Тася.

Вечером к Шавашу зашла хозяйка и рассказала, между прочим, что воров, ограбивших усадьбу эконома Андарза, замели, и что сделал это ни кто иной, как господин Нан. Он давно подозревал, что десятник пятой управы Ивень замешан в разных подлых делах, учредил поиск, и что же? В поленнице при стене пятой управы нашли разломанный на части сундук! Поначалу Ивень признался в вымогательствах и убийствах, но про сундук уверял, что сундук ему утром продали на дрова. Советник Нарай был разъярен, лично драл Ивеня и сухим и соленым, через полчаса Ивень сознался и в сундуке, и в убийствах, и в грабежах, и если бы потребовали признаться, что он скушал черепаху Шушу из государева сада, он бы и в этом охотно признался. Эконом Дия тоже признал в Ивене грабителя, хотя рожа у него была, говорят, при этом несколько изумленная. Хозяйка сказала, что вчера Ивеня казнили большой секирой, а товарищей его отправили в каменоломни.

— Так что не понадобились твои четыре золотых, — сказала хозяйка, — и очень хорошо, что не понадобились. Это ведь такие люди, они бы никогда от Таси не отстали. Страшные люди: брали доносы, написанные советнику Нараю, и вымогали деньги в свой карман.

И пристально поглядела на Шаваша.

— Да, — сказал мальчишка, — повезло Тасе.

Весь этот день Тася была дома, а на следующее утро ушла, наказав Шавашу никуда не выходить. Шаваш спросил ее об Андарзе, — она, как и Нан, чуть не заплакала. «Что такое — изумился про себя мальчишка, — ведь не могли моему хозяину за какие-то две недели отрубить голову?»

Едва Тася ушла, Шаваш оделся и поскакал на рынок, где и услышал новость: взбунтовались варвары-ласы и захватили провинцию Аракку.

— Отчего взбунтовались-то?

— Да вот: наместник провинции прибрал к рукам всю торговлю и стал требовать от варваров непомерные цены. Торговавших помимо него бросал в тюрьму. Варварам приходилось продавать жен и детей за товары. Они взбунтовались, вымели провинцию, как амбар перед инспекцией. А наместник сегодня прибежал в столицу.

— А кто наместник?

— А младший брат императорского наставника, господина Андарза.

Шаваш вернулся в дом Андарза через ворота для слуг и увидел, что во дворе стоит белый паланкин с двумя красными фонарями, — провинившийся наместник прибыл к брату.

Шаваш бросился в сад, перелез с балкона на балкон, пробежал навесной галереей, на которую выходил кабинет Андарза, и запустил глаз в окно.

Наместник, чья жадность стала причиной восстания, сидел на пестром диване, уронив голову на руки. У него были тонкие, длинные кисти, с узкими, накрашенными хной ладонями и тщательно вычищенными ногтями. На нем был розовый кружевной кафтан, расшитый пчелами и мотыльками, и замшевые сапожки в три шва. Плечи его вздрагивали. Он плакал.

Господин Андарз ходил перед братом из угла в угол. Губы его дрожали, а лицо побелело от гнева так, что черные брови выделялись на нем, словно два жука в молоке. Шаваш еще не видел хозяина в такой ярости.

— Мразь, — говорил господин Андарз, — мразь! Наместник жрет, а народ кровью блюет, да?

— Но, — начал Хамавн.

— Молчать, — заорал Андарз, — что я отвечу государю? Что мой брат продавал варварам шелк втрое дороже справедливой цены? Что варвары, к сожалению, не так терпеливы, как наши крестьяне? А что я скажу моим друзьям с Золотого Берега? Что пути на Золотой Берег через провинцию Аракку теперь нет, потому что в Аракке теперь нет ни городов, ни пристаней, а есть только варвары, которые пасут стада и охотятся за караванами, а другого пути на Золотой Берег природа не выдумала?

— Но, — проговорил наместник Хамавн и поднял голову.

— Цыц, — закричал Андарз и отвесил наместнику пощечину, одну и другую.

— А что скажет советник Нарай, — продолжал Андарз. — Он приведет варварских послов, которые расскажут, как за кусок шелка они были вынуждены продавать своих жен и детей, как шелк стоил в четыре раза дороже, чем это было два года назад; он скажет: благодаря жадности одного человека империя потеряла провинцию и кто знает, что потеряет еще! И он потешит государя рассказом о том, как наместник провинции, забыв честь чиновника, бежал из осажденного города в платье разносчика и с корзинкой на голове, бежал не от варваров, а от ярости народа, который предпочел варваров его правлению!

267