Вейская империя (Том 1-5) - Страница 366

366

Тарелка Нишена стояла полнехонька. Он явно был из тех нервных субъектов, что не станут есть, пока не выговорятся.

— Пять тысяч лет назад, — сказал Нишен, — великий Вей научил людей сеять рис и строить каналы. Тогда болота Харайна превратились в поля, а озера Харайна — в водохранилища, и вымерли тысячи злаков, которые росли на болотах, и даже климат стал другой. С тех пор люди не зависят от природы, а зависят от каналов, а каналы — это государство.

И господин Айцар хочет сделать то же самое, только не через каналы, а через механизмы. Его машины тоже не зависят от природы, но они принадлежат не государству, а ему самому. И когда он победит, мы вымрем, как вымерли барасинги, когда болота Харайна превратились в поля.

А он победит, если чиновники будут по-прежнему враждовать друг с другом, а столица — поощрять эту вражду. Вы знаете, что наместник ненавидит своего дядю? Но предрассудки мешают аравану Нараю протянуть руку врагу своего врага…

Шаваш доел дыньку, и теперь медленно полоскал руки холодной, пахнущей мятой водой в мельхиоровой плошке.

— А сейчас, — продолжал Нишен, — господину Айцару уже мало, что его оставляют в живых. Он нашел себе какую-то дрянь, отца Лиида, и вот этот монах не стесняется хвалить воров и ругать чиновников!

— Но ведь отец Сетакет, — вкрадчиво проговорил Шаваш, — тоже частенько бывает у господина аравана…

Нишен вздрогнул и опустил глаза.

— Вам и это не нравится? — спросил Шаваш.

Нишен вдруг едва заметно кивнул.

— Ведь это под влиянием желтого монаха господин араван принимал у себя Кархтара?

Нишен подскочил как ужаленный:

— Араван Нарай никогда не имел никаких сношений с бунтовщиками! Это выдумки сработаны топором, и сработаны они в мастерской Айцара!

«Ну-ну, — подумал про себя Шаваш, — что-то поведает инспектору Кархтар»…

Краем глаза Шаваш заметил, как качнул головой гостеприимец Аннувата. Солидный сорокалетний господин поднимался по лестнице, уверенно загребая ступеньки хроменькой, в тюрьме перешибленной ногой. Подбородок его утопал в воротниках, расшитых не по чину, и белое их кружево оттеняло раннюю седину.

Компания на левой лавке загомонила еще усерднее. Шаваш не беспокоился: наверху Снета тоже ждали.

Нишена не интересовали ни шаги за спиной, ни еда на тарелке.

— Моя родная провинция, Веана, — сказал Нишен, — была завоевана триста лет назад и с тех пор она приносит в казну меньше, чем забирает оттуда. А до того там жили впроголодь. Ветер и вода разрушали почву, не укрытую водой, и нельзя было из года в год сажать те же злаки, а половину выращенного приходилось скармливать лошадям, без которых никак не удобрить и не обработать тощие поля.

Люди жили впроголодь — однако ж жили! Но государь Иршахчан запретил общинникам держать лошадей, как он запретил им иметь оружие. Лошади и оружие — привилегии чиновников. Лучше содержать провинцию на дотации, нежели изменить законам. Два века назад понимали, что лучше поступиться выгодой, чем властью. А кому мы продаем власть сейчас?

Шаваш кивнул, глядя на пряный веанский соус в расписной плошке. Так вот зачем господин Нишен явился сюда и вот почему сидит как на иголках! Травка… Травка с мелкими желтыми цветочками, травка волчья метелка, которую издавна курили в Иниссе и Веане и которую не так просто истребить, как крестьянских лошадей… В бледных, чуть расширенных зрачках господина Нишена плавала тоска по отдыху где-то в дальних покоях ткацкой харчевни…

Наверху что-то заверещало и хрупнуло. Холст на стене затрепетал. Гостеприимец Аннувата возмущенно затряс головой. Хозяин, любовно кутавший расписной чайник, побелел, осторожно поставил чайник на полку и бросился вверх по лестнице.

Господин Нишен озадаченно вздрогнул.

— Да вы совсем ничего не ели, — ласково сказал Шаваш.

Нишен улыбнулся.

— Да за разговором, понимаете ли…

— Вполне понимаю, — кивнул Шаваш, — даже поговорка такая есть: отбило аппетит, как волчьей метелкой…

Нишен нервно обернулся. По лестнице спускался Снет. Один из спутников придерживал его, несильно закрутив толстую, как ошейник, золотую цепочку с талисманом. Кружевной воротник был оторван и заляпан красным; на мякоти подбородка проступил старый розовый шов. Снет увидел обернувшегося Нишена. Губы его мелко задрожали, глаза закатились, — и, потеряв сознание, он обвис на руках внимательных спутников.

Нишен сидел не шевелясь, что-то обдумывая.

— Благодарю вас за прекрасный обед и поучительную беседу, — сказал Шаваш и откланялся.

Шаваш глазом не моргнул, узнав о судьбе Кархтара, хотя, выплыви эта история наружу, его карьера бы кончилась вместе с карьерой Нана, с треском и бесповоротно, А шансов выплыть у нее было не так уж мало.

Найденная у Снета записка гласила: «Берегитесь столичного инспектора — ни намека о наших планах и встречах. Отложите все. Не держите, умоляю, при себе его подарков и не говорите о важных вещах в комнатах, где он был».

От кого она — было ясно. Только что минула годовщина того, как Снета помиловал желтый монах, и Снет навещал отца Лиида, хотя монастырь в эти дни почти недоступен мирянам.

А дочь убитого торговца и арестовывать не было надобности.

Весь квартал маслодельцев наслушался пьяных исповедей бывшей казенной проститутки, которой предложили спасти хорошего человека. Ну какое, в самом деле, доброе сердце откажется порадеть о справедливости, заступиться за оклеветанного?

366