Вейская империя (Том 1-5) - Страница 433

433

Шаваш еще и еще раз продумывал свой план касательно яшмового аравана. Без лишней скромности он находил его безупречным.

Старик сидел в кружевных подушках паланкина, нахохлившись, как больной фазан. Шаваш поглядел на него, усмехнулся и сказал:

— Я гляжу, вы очень ненавидите… тех, кто погубил храм?

— А хотя бы и так?

Шаваш вскинул брови:

— Ого! Вы не боитесь так разговаривать с инспектором?

— А чего мне бояться, мальчишка? Вы уже отняли у меня все!

— А что именно, — мягко спросил Шаваш.

— Вот, — отняли, и даже не заметили, что! Вот, положим, если бы вы не брали взяток, — хрипло смеялся старик, — ну, предположим такой невероятный случай, — что бы с вами стало?

— Думаю, — высказался Шаваш, вспомнив о кое-каких подписанных им приговорах, — сослали бы за взяточничество.

— Именно, — сказал отец Адуш, — за взяточничество, чтобы вам было обидней всего. Вот и мне обидно, что я посажен за колдовство.

— Шакуники, — возразил Шаваш, — изо всей силы старались прослыть колдунами. Говорили: можем изрубить горы голубыми мечами, можем мир свернуть и положить в котомку, хвалились, что взяли зеркало из небесной управы и видят каждую звезду в небе и каждую травинку на земле.

Старик усмехнулся.

— Что ж! Еще бы десять лет: завели бы и зеркало, как в небесной управе.

— И что же, — справился вкрадчиво Шаваш, — вы тогда бы сделали с управами земными?

Старик почуял подвох.

— Ничего. Чем бы они нам мешали?

— Ну, а что бы вы сделали с другим храмом?

— С каким?

— С другим, который тоже возмечтал бы о небесном зеркале?

Старик фыркнул. Мысль, что кто-то больше монахов-шакуников знал о тайнах природы, была совершенно несообразна.

— Да, — продолжал Шаваш, — я думаю, вы бы стерли храм-соперник, как зерно в крупорушке.

Шаваш достал из-под подушки ларец и раскрыл его. На бархатной подушечке лежали два камня, с оплавленным бельмом: один из той самой стены в лаковарке, которую, видите ли, сожрал тысячехвостый дракон, а другой…

— Завтра, — сказал Шаваш, — мы осмотрим развалины желтого монастыря. Как знать, — может, вы еще сведете счеты с теми, кто погубил ваш храм.

Через неделю Киссур знал окрестные горы лучше старожилов, из любого распадка выходил кратчайшим путем к Государевой дороге. Киссур, однако, заметил, что охотники никогда не ходили на высокую гору слева от перевала. Гора походила на вздыбленную кошку и поросла соснами до самого белого кончика. Киссур спросил о причине.

Глаза Мелии злорадно блеснули, а впрочем, Киссуру могло показаться.

— Я, — сказал Мелия, не очень-то верю в колдовство, но то, что на этой горе творится, иначе как бесовщиной не назовешь.

— Это ты про Серого Дракона? — спросил, подъехав и перемигнувшись с Мелией, один из его друзей.

— Не знаю, — насмешливо встрял другой, — дракон он или нет, но тех, кто ей не понравился, эта тварь засушила. Лучше бы нашему гостю не ходить к кошачьей горе.

— Не верю я в крылатых ящериц, — сказал Мелия. — А вы, — оборотился он к Киссуру.

— А я их не боюсь, — ответил тот.

На следующий день Киссур и Мелия из любопытства отправились в хижину к отшельнику, которого звали Серым Драконом. День был холодный и грустный. Дороги скоро не стало, Киссур и его спутник обули лыжи. Лес был завален буреломом, идти было нелегко, мокрый снег с ветвей скоро нападал за ворот. Великий Вей! Неужели где-то внизу ранняя осень, цветут глицинии, благоухает мята? Заметили брошенную часовню, но отдохнуть побоялись, пошли дальше. Мелия сказал что-то про разбойников.

При этой часовне когда-то была деревня, на краю деревни — источник, а в источнике — дракон. Дракон каждый год требовал девушку, иначе не давал людям воды. Девицы умирали от омерзения. Государь Иршахчан, пребывая с войском в этих краях, возмутился и лично убил дракона. Вода в источнике после этого шла кровью и слизью, а потом иссякла совсем. Оказалось, что дракон морочил людей, и поил всю деревню не водой а своим, драконовым, ихором. Пришлось переселить людей в другое место, обучить церемониям и прополке риса.

Теперь, через двести лет, источник сочился вновь.

Едва прошли часовню, Мелия обернулся и показал вниз: там, по следу их, трусил одинокий крупный белый волк. Киссур снял с плеча лук, но Мелия сказал: «Не надо».

На самой верхушке горы была ровная площадка, из снега торчал скальный гребень. К гребню прилепился домик из бревен и прутьев. Из трубы шел дымок, у покосившегося плетня стояло два лукошка. Мелия сказал, что это значит, что колдун четыре дня не забирал еды, которую ему приносят местные жители. Оба юноши топтались на месте.

— Чего ждете? Пришли — так входите! — закричал кто-то сзади. Киссур оглянулся: кричал старик лет шестидесяти. Белый тулуп, конопляные туфли, седые волосы заткнуты за пояс. Шерсть на белом тулупе была будто бы волчья. Киссур заметил, что от домика до калитки следов не было, и это ему не очень-то понравилось.

Молодые люди вошли. Киссур огляделся. Тепло и грустно, со стен свисает мох, в окошко вставлена промасленная бумага. Над очагом — котелок, под котелком остальная утварь — вилка, ухват и решетка. Рядом, на циновке, зернотерка. В светильнике горел кусок сухой коровьей лепешки, пропитанной жиром.

В соседнюю каморку старик их не пустил, снял тулуп, повесил его на олений рог, отвязал от пояса зайца, кинул Киссуру.

— Вот, — попал в капкан, разделай.

433