Киссур вышел на самый край стены, в алых боевых доспехах и шелковом плаще, поверх которого сверкали на солнце рукояти двух секир, самца и самочки.
— Сударь, — закричал Андарз, — зачем ненужное кровопролитие? Умоляю пропустить петицию к государю!
И замахал зеленым шелковым свитком.
— Ах ты казнокрад, — отвечал ему Киссур, — сшей-ка себе из твоей петиции штаны, а то их у тебя двести штук, и все из кожи чахарских нищих!
Три года назад господин Андарз подавлял восстание в Чахаре, и сильно разбогател, арестовывая людей, подозреваемых в богатстве, и отпуская за взятки бунтовщиков.
— Сударь, — закричал Андарз снова, — умоляю допустить мирный народ во дворец!
— Ах ты собака, — отвечал ему со стены Киссур, — и промеж ног-то у тебя не больше кисточки для письма! Поглядись в зеркало! С такой рожей, как у тебя, не то что во дворец, и в рай не пускают!
Тут мятежный начальник полиции увидел, что к переговорам этот человек неспособен, поменял тон и завопил:
— Ну, Белый Кречет, я тебя заставлю кричать курицей!
Повернулся к сотнику, случившемуся рядом, и сказал:
— Передайте совету, что сегодня он будет заседать в Зале Ста Полей. Я приведу в него государя, как утку на поводке, и он подпишет конституцию.
— Это разобьет его сердце, — сказал сотник.
— Разбитое сердце лучше, чем отрубленная голова, — ответил Андарз.
С этими словами Андарз махнул платком: загремели барабаны, и множество лодок поехало вниз по течению. В лодках сидели парчовые куртки и ловко пихались шестами.
— Эй, ты Белый Кречет, — закричал человек на первой лодке, — что сидишь за стеной, как вошь за шапкой?
Киссур выскочил на стену, упер в расщелину стены лук, укрепленный серебряными пластинами, взял из колчана стрелу с гудящим хвостом, наложил ее на тетиву и выстрелил. Стрела вошла в воду перед первой лодкой, и так и осталась торчать из воды, а лодка налетела на стрелу и перевернулась. И тут же другие лодки стали застревать и переворачиваться. „Это колдовство Арфарры“ — в ужасе закричали бунтовщики, а Андарз побагровел и воскликнул:
— Я понял, в чем дело! Эти люди поставили ночью вверх по течению заостренные колья, на них-то и налетают наши лодки. И прибавил, обращаясь к племяннику:
— Если бы чернь не разорила варварскую слободу, можно было бы пригрозить варварам, что мы расправимся с их женами и лавками, и они непременно бы сдались! Я всегда говорил, что недостаток гуманности вредит лучшим предприятиям!
А Киссур и его воины на стене хохотали, глядя на лодки. В эту минуту на берегу раздались крики:
— Чудо, чудо! Сам Господь нам помогает!
Киссур обернулся и увидел, что вверх по течению идут, без весел и без канатов, тридцать больших лодок. Киссур некоторое время смотрел на этакое чудо, а потом крикнул Алдону:
— Я знаю, в чем дело! Видишь возвышение на корме? Под днищами этих лодок есть колеса, а в возвышении сидят люди, которые вертят колеса ногами!
Поняв, в чем дело, Киссур приказал рвать тряпки в домах и цветы в саду и бросать все в воду, навстречу лодкам. Вскоре плети клематисов и шелковые гобелены запутались в колесах кораблей, и течение стало сносить их вниз.
Тогда Андарз велел привести торговые суда, связывать их цепями и ладить лестницы с борта. Долгое время штурм не удавался. Вдруг ветер переменился, и цепь кораблей швырнуло к угловой башне. Люди выставили лестницы и стали взбираться наверх. Киссур, однако, зря времени не терял. За ночь в дворцовых мастерских было изготовлено много полезных машин, и особенно много пользы причинила одна, поставленная слева от ворот. Камни с нее в конце концов проломили палубу одного из кораблей. Но после этого корабли, связанные цепью, вновь сомкнулись и уже не отходили от башни. Огонь их не брал, так как Андарз обмазал палубы какой-то смесью глины с уксусом и велел все время их смачивать.
— Вперед, — сказал Киссур, перехватил покрепче обе секиры и спрыгнул на первый из кораблей. Там он принялся орудовать этими секирами с необыкновенным проворством, не разбирая, что перед ним — человек или корабельная балка.
— Он сейчас потопит корабль, — раздались испуганные крики.
Андарз на берегу установил высокий алтарь, повалился на красную циновку перед алтарем и воскликнул:
— О небо! Если эти негодяи правы, то уничтожь меня на месте, если же прав народ, уничтожь негодяев!
В этот миг одна из небольших лодок, отошедших от берега, столкнулась с угловой башней, а вслед за ней и вторая. Андарз бросил на алтарь щепотку благовоний — из курильницы взвился легкий дымок. Вдруг раздался треск, словно с неба содрали шкурку, потемнело и загрохотало, из воды поднялись огромные золотые вилы и с силой ударили в дворцовую стену.
И если вы хотите узнать, что случилось дальше, — читайте следующую главу.
Взрыв был такой силы, что Киссура на корабле шваркнуло о палубу. Он открыл глаза и увидел, что в дворцовой стене зияет два больших проема до самой воды, а с верхушек проломов сыплются его люди и серебряные гуси, словно караван, поскользнувшийся на дороге в обледеневшем ущелье. В этот самый миг к лежащему Киссуру подскочил один из военных чиновников, ткнул в него мечом и заорал:
— Сдавайся! Нас тысяча, а ты один.
Киссур отказался:
— Ах ты наглая курица! Удача одного удачливого сильнее силы тысячи сильных!
— Ах ты собака, — закричал сотник, — ты затеял эту резню и обрек на разграбление дворец, спасая свою шкуру, а не государеву! Убудет ли от государя, если он подпишет конституцию?