В этот миг в зал вбежал племянник Андарза и закричал:
— Братья! Только что гражданин Андарз взял четвертую стену дворца! Он клянется, что сегодня вечером вы будете заседать в Зале Ста Полей! Он приведет туда государя, как гуся на поводке, а на другом конце поводка повесит Чаренику! Ничто не спасет изменников!
Тут они стали обсуждать какую-то гнусность, и Киссур стал проталкиваться к выходу. Тем временем на ораторское возвышение вскочил кривоногий ткач. Киссур прислушался.
— Граждане, — сказал ткач, — что я слышу! Народные представители сидят здесь и праздно болтают! Андарз заявляет нам, что берет помимо нас в плен государя, и мы рукоплещем этому! Но кто этот человек, Андарз? Он был рабом богатых и тираном бедных! Он расправился с нашими братьями в Чахаре, и еще два дня назад он пытался заставить государя подписать манифест, который передал бы всю власть над империей в руки семерых негодяев, шестерых из которых он грозится повесить, а седьмой — он сам. Мыслимо ли видеть, как плоды свободы народа вырывают из рук народа?
Пока ткач говорил, у алтаря за его спиной какой-то человек в курточке садовника наливал в светильники масло. Киссур внимательно следил за этим садовником. Тот покончил с маслом и собрал пустые кувшины. К изумлению Киссура, садовник с тележкой не стал спускаться вниз к тяжелым, охраняемым стражей дверям, а шмыгнул куда-то за колонну второго этажа и пропал. Киссур не спеша поднялся по галерее и толкнул стену в том месте, где пропал садовник. Стена подалась, — это была служебная дверь, для красоты сделанная незаметной. За дверью начиналась крытая дорога через пруд. Садовник уложил кувшины в подвесной короб, достал из-за пояса ключ и стал аккуратно провешивать в ушки двери большой замок.
— О, — сказал Киссур, — это то, что мне нужно!
Он вынул из руки садовника ключ, вытащил замок и пошел.
— А дверь? — горестно спросил садовник. Киссур оглянулся, снял с соседнего фикуса синюю ленточку, продел ленточку в ушки двери и завязал.
— А дверь обойдется и этим, — наставительно сказал Киссур.
Старенький садовник вздохнул и украдкой утер слезу.
Киссур пересек крытую дорогу, свернул налево и направился, ведомый безошибочным инстинктом, к дому господина Мнадеса, бывшего главноуправляющего дворца. Замок он забросил в первый же случившийся рядом прудик.
Через пять минут после того, как Киссур исчез за крытым мостом, на галерее поспешно прошел другой человек. Он оглянулся, с удивлением поглядел на дверь, которой, очевидно, не видал со внутренней стороны, нагнал садовника и принялся его расспрашивать. Пожевал губами и заторопился обратно.
Это был человек из личной охраны господина Нана: в отличие от бунтовщиков, в глаза не видавших ни Киссура, ни дворцовой роскоши, этот охранник был с Наном в Зале Ста Полей, когда Киссур читал свой доклад, и у него была неплохая память на лица.
На рыночной площади Святой Лахут собрал своих приверженцев и сказал:
— Братья! Отчего это верующим не удалось переправиться через канал, а негодяю Андарзу — удалось? Мне было видение, что наша неудача произошла через колдовство Андарза! И еще мне было видение: отчего это богачи в совете запретили Андарзу штурмовать последнюю стену? Да потому, что там заседают предатели, снюхавшиеся со дворцом, и такое между ними и Андарзом было соглашение!
Уже настала третья четверть дня, когда к мятежному министру полиции явились десятеро горожан во главе с кожевником. Они сказали, что они городская депутация и просят его подождать со штурмом.
— Так, — сказал Андарз, — народ не доверяет мне?
— Что вы, — возразил кожевник, — но важно, чтобы конституция имела конституционное начало. Притом оборванцы устроили погром в варварской слободе. Мы это осудили. Но нельзя ли направить часть стражников на соблюдение порядка в городе?
Андарз был человек воспитанный. Он поцеловал указ и приказал прекратить приготовления к штурму. Потом повернулся к своему племяннику и произнес с усмешкой:
— Что ж! Поеду-ка я ко дворцу господина Мнадеса. Меня ждут его ламасские вазы!
Но когда господин Андарз доехал до дворца, ваз там не оказалось. Вся мостовая на сто шагов была усеяна черепками ламасских ваз и другой утвари, на площади пылал веселый костер из инисских ковров, и над толпой раздавался веселый крик: „Кто украдет хоть ложку, будет повешен!“
Господин Андарз побледнел, лишился чувств и упал бы с коня, если бы племянник не подхватил его вовремя.
Киссур увидел Андарза со второго этажа дома господина Мнадеса. Киссур усмехнулся, швырнул на пол кусок окорока, которым лакомился в компании лавочников, и легко побежал вниз по лестнице.
Киссур выбежал за ворота, но начальника стражи уже нигде не было. Он свернул в боковой двор: Андарз, упав с коня, лежал у какого-то черепка и горько над ним рыдал. Его свита столпилась вокруг в нерешительности. Уже темнело. Киссур сжал покрепче рукоять боевого топорика и пропихнулся меж людей.
— Куда прешь, — закричал кто-то, и несколько рук вцепились в Киссура.
Андарз поднял голову.
— Осторожней, — крикнули в толпе. — Арфарра всюду разослал убийц!
— Приведите-ка его сюда, — велел мятежный министр полиции.
Киссура потащили вперед. Он закрыл глаза и опустил голову. Потом он открыл глаза. Андарз смотрел прямо на него, и серые глаза Андарза были полны слез. Под каменной стеной было уже совсем темно.
— Рысий Глаз, — заорал Андарз на Киссура, — ты что здесь делаешь? Уже принес ответ от Чареники?