Вейская империя (Том 1-5) - Страница 369

369

— Мы уже, кажется, говорили о тайне исповеди.

— Я уважаю тайну исповеди, но тайны проповеди, надеюсь, не существует? Я беседовал с господином Айцаром. Я оценил его деловую хватку. Я также оценил его общие идеи относительно, например, научно-технического прогресса, которые для Веи весьма нетипичны. Мне почему-то показалось, что их ему внушили вы.

— Вы можете осведомиться о моих взглядах у любого сотрудника. Я их не скрываю.

— Если не скрываете, так тем более нет препон услышать их изложение именно от вас.

Роджерс заложил ногу на ногу, поудобнее устраиваясь на табурете.

— А то, — сказал он, — вы нуждаетесь в моих разъяснениях. Кому нужны справедливые цены? Кому выгодно государственное землевладение? Кто полощет народу мозги баснями этими дикими о социальной справедливости, историю превратил в руководство по почитанию больших и малых Иршахчанов? Говорят, этот правдоискатель отдал городу все свое имущество! А зачем? Чтобы стать полным властителем государства и конфисковывать имущество чужое. Тоже мне, великий полководец! Да у него и выбора не было, кроме войны за ойкумену, после того как в его царстве вместе с богатыми вывелось и богатство, а остались одни антиправительственные заговоры, для вящего поддержания единодушия.

Страна стоит на пороге промышленной революции, — продолжал Роджерс, и мешает ей один-единственный класс — бюрократия. Это вздор, что у чиновника нет собственности. Она у него есть — но не в форме имущества, а в форме привилегий. У предпринимателя собственность на предметы производства. У чиновника — на процессы распределения. Предприниматель имеет тем больше, чем он произведет. Чиновник — тем больше, чем он отнимет.

Предприниматели производят, чиновники — только воруют. Одни — корни культуры, другие, господин инспектор, тля на ее листьях.

Нан тихонько потянулся и сгреб со стола бронзовую фигурку черепашки Шушу. Черепашка была девятиглазой — четыре гранатовых глазка на макушке, и по одному на хвостике и лапах.

Луч заходящего солнца чиркнул по черепашке, и глазок на правой лапке особенно одобрительно выпучился на Нана. Разговор Нану нравился. Ему захотелось выразить от имени вейского чиновничества благодарность за исчерпывающее разъяснение их роли. Второе исчерпывающее разъяснение за этот день — первое он слышал от наместника провинции.

— Сегодня ночью, — с удовольствием сказал Нан, — баржи, пришедшие в имение господина Айцара, сгрузили в его амбары более семи тысяч шурров риса, проса и прочей снеди, которые князь Маанари награбил из государственных и крестьянских за пасов.

Роджерс вздрогнул и посмотрел на него озадаченно.

— Что вы так уставились на меня? Такая торговая операция не подходит под ваше определение производительной деятельности? Что делать! Теория суха, а древо жизни пышно зеленеет. Но вы, кажется, шокированы?

— Нет. Господин Айцар вправе делать деньги так, как ему выгодно.

— Ах вот даже как. Хорошо. Тогда я вам расскажу еще один эпизод из деятельности частного предпринимателя. Знаете ли вы некоего Снета?

— Допустим.

— Как вы познакомились?

— Я его в некотором роде… спас от смерти. Он мне встретился, когда его вели на казнь, и я, как имеющий право помилования, помиловал его.

— Желтые монахи редко бывают в городе. Почему вы в этот день оказались на пути Снета?

— Случайно.

— Скольких еще человек вы так случайно помиловали?

— Допустим, только Снета.

— Вы были уже тогда близки с господином Айцаром?

— Нет.

— Ложь. В архивах храма записаны приходящие к исповеди. В неделю, когда вынесли приговор Снету, Айцар дважды приходил к вам на исповедь. Так?

— Положим, что так.

— Из этой исповеди вы узнали, что Снет невиновен, и обвинение подстроено Айцаром?

— Кто вам сказал такую чушь!

— Вот как? Ваша версия происшедшего?

— Айцар делал масло, а Снет его сбывал через государственные каналы. Он-то ничего не делал, он только от сделанного норовил отхватить кусок. Но Айцар с этим мирился. Потом произошло это дурацкое убийство. Его расследовал араван Нарай. Это по его указанию свидетели опознали Снета. Ему был нужен не Снет, а подробности о нарушении государственной монополии. Снет ни в чем не признался, и араван велел казнить его.

Это были тяжелые для Айцара дни, и я был ему тогда еще чужим. Я сказал Айцару, что спасу Снета. Айцар удивился и сказал, что это против всех обычаев — подстроить случайную встречу. А я ответил, что торговать маслом — тоже против всех обычаев, но тем хуже для обычаев, ежели они противоречат здравому смыслу. Айцар удивился, что слышит от желтом монаха оправдание стяжательству, — так это у вас называется, не правда ли?

— И как вы относитесь к Снету?

— Я не очень люблю этого человека, но он мне полностью предан.

Нан вытащил из рукава мятый лист бумаги и протянул его Роджерсу.

— И вы решили через такого преданного человека передать Айцару записку?

Впервые за весь разговор Роджерс растерялся и побледнел:

— Как это к вам попало?

— Ваш преданный Снет потребовал за доставку такую плату, что господин Айцар раздумывал дольше, чем нужно. И могу вас заверить: ежели вы в самом деле думаете, будто Снет ни в чем не признался на допросах у аравана, — то вы очень плохо понимаете, что такое Вея, что такое допросы в управе, и, конечно, что такое господин Снет.

Нан вздохнул.

— Я думаю, мы вполне совпадаем в наших взглядах на открытое общество. Но я боюсь, что мы полностью расходимся во взглядах на революцию, мистер Роджерс.

369