Вейская империя (Том 1-5) - Страница 449

449

Бьернссон схватился за посох и один из стражников схватился за посох. Бьернссон потянул посох к себе, выворачивая его вправо, и стражник потянул посох к себе, выворачивая его вправо. Верхняя секция посоха с легким щелчком провернулась на оси, Бьернссон отчаянно вскрикнул и выпустил палку, — тишина.

Стена за раскрытым окном стояла, как прежде, и по широкому навершию, скучая, расхаживал облитый лунным светом часовой. Яшмовый араван сунул руку за пазуху: двое человек за спиной вцепились в запястье мертвой хваткой.

— Что там у вас, святой отец, — раздался насмешливый голос. Из темноты выступил и встал напротив Бьернссона молодой чиновник с завитыми каштановыми волосами. Черт побери! Это был маленький Шаваш, секретарь Стрейтона!

Один из охранников пошарил у Бьернссона за пазухой и, почтительно склонившись, подал Шавашу самодельный револьвер. В этот миг другой человек, размахнувшись, ударил атамана Ниша тяжелым мешочком с песком по голове. Тот повалился наземь, не имея более возможности наблюдать происходящее; он не видел ни Шаваша, ни револьвера; он видел, несомненно, только предавшего его проповедника, покойно кушающего чай. Шаваш отбросил револьвер и взялся за посох. Он схватил его в обе руки и повернул верхнюю секцию, один раз и другой, а потом стал вертеть быстро-быстро, и ухмылка его делалась все более жуткой.

— Голоса бесов, a? — пропел чиновник и вдруг, со всей силы, крепко и страшно ударил проповедника по губам.

Бьернссон даже не попытался уклониться. Немного погодя он вытер кровь, показавшуюся в уголке рта, и хрипло сказал:

— Наместник Ханалай…

— Наместник Ханалай тут ни при чем, — сощурился Шаваш. С начала и до конца. Впредь советую вам быть умнее и не очень-то полагаться на удачно подслушанные разговоры.

8

— Кто вы такой, отец Сетакет? — спросил Шаваш.

Яшмовый араван свесил голову.

— Надеюсь, вы-то в бесов не верите, — спросил он.

— Не верю, ответил Шаваш, — если бы у вас в подручных были бесы, вам бы не понадобились для взрыва эти… э… конденсаторы и катушки.

Бьернссон был слишком потрясен, чтобы думать по-порядку.

— Не волнуйтесь так, отец Сетакет, — насмешливо сказал Шаваш.

— А я не волнуюсь, — вдруг хрипло засмеялся Бьернссон. — Я давеча волновался, когда выбирал, кому пропадать. И молился: — Господи, сделай так, чтобы пропал один я. А, — махнул рукою яшмовый араван, — вам этого не понять.

— Рад слышать, — отозвался с насмешкой Шаваш, — что боги исполнили вашу молитву.

Двое охранников в парчовых куртках привели Бьернссона в кабинет Сият-Даша, страшный кабинет, где в цветных витражах плавились и сверкали высокие золотые светильники, и усыпанный камнями и оттого равнодушный бог с рыбьей головой взирал на две выщербинки, оставленные в паркете коленями неутешных просителей. «Умница Шаваш, — с тоской думал землянин, пока охранники устраивали его в кресле. — Экспериментатор. Ведь, скажем, арестуй он меня просто так, — чтобы он мог доказать? Ничего. Радиовзрывателя я ему, во всяком случае, не собрал бы. А если бы он каким-то образом заполучил в свои руки современный передатчик, что бы случилось? Тоже ничего! Он бы ничего не понял. Бусинка — а разговаривает… Действительно — магия.»

Охранники вышли. Монах сел под равнодушным богом, а Шаваш придвинул свое кресло к Бьернссону и спросил:

— Так кто же вы такие, желтые монахи?

Бьернссон взглянул на него и похолодел. Тот улыбался так же вежливо и предупредительно, как полтора года назад, в тот день, когда Бьернссон явился в управу.

— И когда же вы стали меня подозревать, господин Шаваш?

— С тех пор, как вы пришли в мой кабинет в столице.

«Бог ты мой! Я ведь тогда хотел, клянусь, хотел все сказать. А теперь? А теперь он мне не поверит. Если я скажу ему, что мы здесь не тысячу лет, а четверть века, что все басни о злых оборотнях — это не про нас… Господи, он мне никогда не поверит! Он повесит меня вверх ногами и будет бить до тех пор, пока не до-бьется тех ответов, которые ему покажутся правильными.»

И Бьернссон потерянным голосом сказал:

— Ох, господин Шаваш! Поверьте, я вам все объясню. Честное слово, к гибели храма мы не имеем никакого отношения…

Старый монах полез из кресла. Кажется, он хотел вцепиться подлому бесу в горло. Шаваш вдруг мягко, но протестующе вскинул вверх руки.

— Помилуйте, — сказал чиновник, — что за объяснения между уважающими друг друга людьми. Я прекрасно понимаю, что желтые монахи никогда ни во что не вмешивались. Я прекрасно понимаю, что даже если вы, кто бы вы ни были, во что-то вмешивались, то все равно намерены это отрицать. Я также полагаю, что, каковы бы ни была ваша политика, вы не хотели бы изменять ее.

Шаваш оглянулся на монаха-шакуника, и тот тяжело сел на место. «Господи! — понял Бьернссон. — Он не доверяет этому монаху, помимо всего прочего!»

— Чего ж вы от меня хотите? — тупо спросил Бьернссон.

— Как чего? Чего все хотят — золота! — брякнул Шаваш.

Бьернссон вытаращил глаза.

— Золота, — нагло сказал чиновник. — Уж кто-то, а вы-то философский камень изготовить можете! Это мне и отец Адуш сказал.

— Поверьте, — поддакнул сбоку отец Адуш, — мы бы никогда не осмелились так пугать вас, если бы вы сделали Сият-Дашу золото. А вы взамен затеяли эти фокусы со взрывчаткой!

Глаза Бьернссона стали от удивления как две репы. Ай да чиновник! Пусть миру будет карачун, а мне — скатерть-самобранка! На физика словно дерьмом пахнуло.

449