— Почему? — удивился Ванвейлен.
— У нас дом в деревне строят, — сказал парень, — и то кошку под порог кладут. А здесь — разве такая громадина без строительной жертвы проживет?
Сосед его расхохотался злобно и визгливо.
— А то мало тут народу погибло, — сказал он.
Ванвейлен поглядел на говорившего. Голова у него была как стесанный пень: ни ушей, ни носа. Вряд ли, однако, то был строительный инцидент.
— Вот именно, — сказал парень. — По недосмотру столько людей ушло, а чтобы по обычаю одного человека потратить — этого королевский советник не допустил. Разве это называется милосердием?
Ванвейлен наклонился к человеку-обрубку. Шитый его кафтан на мгновение соприкоснулся с грязными джутовыми лохмотьями. Ванвейлен поспешно отдернул руку.
— Эти колокола строили по чертежам Арфарры? — спросил Ванвейлен.
В глазах человека-обрубка внезапно вспыхнула страшная и нестерпимая обида.
— Да, — сказал он.
Тяжелая монета из руки Ванвейлена незаметно скользнула на землю, и человек-обрубок тут же поставил на нее ногу.
— Я хотел бы осмотреть колокола или их чертежи, — проговорил Ванвейлен.
Человек-обрубок изумленно вскинул брови: варвар, дикарь, и хочет смотреть не вещь, а ее чертеж?
— У меня есть друзья, — тихо ответил обрубок, — которые принесут вам чертежи колоколов, и самой дамбы, и очень интересных вещей, которые Арфарра держит в глубокой тайне. Однако это будет стоить не одну монету.
— Господин Ванвейлен! Да что же вы отстали?
Ванвейлен обернулся. Отец Шавия, — а именно ему принадлежал укоризненный возглас, — уже подхватил любопытствующего варвара под ручку, повлек прочь от водолазных колоколов.
Храм показывает варварам чудеса, а водолазные колокола показывать нечего, пройдемте, господа варвары, там для вас зажарили гуся с изюмом…
— Господин Ванвейлен, я слыхал, что вы скупаете за свое золото драгоценные камни.
— Слухи преувеличены. Я просто люблю камни, к тому же они имеют волшебную силу…
— И занимают так мало места, что их легче ввести в империю контрабандой…
Ах, чтоб тебя!
— Я могу продать вам двенадцать отборных изумрудов, самый маленький из которых величиной с хороший боб, — мурлыкал дальше отец Шавия, — и ручаюсь вам, что это абсолютно чистые камни, ни у кого не украдены…
Вот так. Преданность храму — преданностью храму, но бизнес есть бизнес. Откуда у отца Шавии камни — трудно сказать, но ни как подданному империи, ни как монаху храма ему эти камни иметь не полагается…
— Пойдемте, нам пора возвращаться во дворец, — по дороге и поговорим. Возможно, не один Даттам сможет провезти ваш товар в империю…
Гусь с изюмом был действительно превосходен.
Вечерело. Город и залив светились вдали фонарями: праздничное время подобралось к городу, с утренним приливом начинались заповедные дни ярмарки. Выпито было уже довольно много, пахло тиной и свежей известкой, над людьми завились комары. Бургомистр раздавил одного:
— Экая малая тварь, а какая поганая! И создана, дабы всемогущие ощущали свое бессилие!
— А при Золотом Государе комаров не было, — сказал один из молоденьких послушников-варваров, — при Золотом Государе птицы несли яйца сообразно его приказу, и овцы кормили молоком львят.
Голова послушника лежала на коленях Даттама, ворот рубашки его был расстегнут, и пальцы Даттама, просунувшись под рубашку, гладили мальчишку. Даттам был видимо пьян.
Слегка скандализированные бюргеры старались не глядеть на эту парочку, Арфарра же толковал о чем-то с отцом Шавией, всем своим видом давая понять, что не хочет замечать прилюдного рукоблудства.
Ванвейлен еще ближе подсел к Арфарре. Ему хотелось поговорить с советником.
— Вот построим плотину, и комаров опять не станет, — заявил один из горожан.
Плечи Арфарры раздраженно вздрогнули.
— Да, прекрасная плотина, — проговорил, улыбаясь, пьяный Даттам, будет, однако, великое несчастье, если она рухнет, а, господин Арфарра?
Арфарра обернулся и сухо возразил:
— Если небеса рухнут на землю, несчастье будет еще больше.
Даттам пьяно расхохотался. Рука его продолжала лезть под рубашку захмелевшего послушника.
— Прекратите! — вдруг вскрикнул Арфарра, — вы монах и подданный империи!
Даттам хихикнул.
— Фарри, — ну почему тебе можно с Неревеном, а мне нельзя?
Арфарра побледнел, потом почему-то схватился рукой за сердце.
— Какая же ты сволочь, — скорее прочитал по губам, чем услышал Ванвейлен.
Ванвейлену пора было ехать, — если он хотел поспеть на ужин к королевской сестре.
Поговорить с Арфаррой? О чем, — предостерегать его против Даттама? К черту, — он же, Ванвейлен, посторонний!
Вечером Неревен явился в женские покои. Там было полно разноцветных гостей, а самой Айлиль не было. Неревен сел в уголок на резной ларь. Ну и страна! Даже мебель не затем, чтобы человеку сидеть, а затем, чтобы что-то внутрь положить. В животе сидел морской еж, в голове — еж поменьше. Неревена в детстве мать охаживала вальком, но никто его так умело, как Кукушонок, не бил.
Заморский торговец Ванвейлен явился одним из первых, — приехал с дамбы, и спросил, словно у государя, как Неревен себя чувствует. Неревен насторожился: чего ему надо?
Чужеземец сообразил, что у комаров о здоровье не спрашивают, отошел и стал рассматривать стенную роспись — книгу для неграмотных.